Статья об Алле Липницкой
Как расценить
факт внезапного увлечения зрелого (и признанного!) поэта живописью? Увлечения,
побуждающего его, забывая о поэзии,
создавать картину за картиной, вызывая недоумение и насмешки некоторых
дипломированных искусствоведов и даже близких знакомых – или полное приятие у
людей, подчас далеких от искусства? Оставим все эти определения обыденному
сознанию. Ведь по сути чудо – это реальность, недоступная, однако, нашим
несовершенным познавательным способностям.
Алла Липницкая
родилась и до 1995 г .
жила в г. Сумы. С детства её сны были насыщены событиями и красками, они как бы
представляли другую жизнь. В них всегда было ожидание вести с неба. Позднее сны
(и шире – вся сфера подсознательного и бессознательного) давали пищу и для
поэзии, и для живописи.
Второй
источник творчества А.Липницкой – природа в её незамутненном виде,
отфильтрованная от всего насильственного и привнесенного извне. Эта мечта о
природе воплотилась в реальных ее уголках – Зеленый Гай вблизи Сум, Кавказские
горы…
С 1995 г . Алла живет в
Израиле, и здесь у нее тоже есть любимые места – Тель-Авив, Мертвое море.
Впрочем, есть подозрение, что дом А.Липницкой – это Земля, и в любом её уголке
она найдет вдохновение для своего творчества.
Третий
компонент – это невероятный интерес к людям, причем интерес активный,
сострадательный.
Еще одним источником явились культура и
искусство (поэзия – в частности, русская, китайская и японская, мировые
мифология, религия, философия).
Стихи Алла
начала публиковать в 1965 году, еще будучи школьницей. Много лет проработала в
Сумском художественном музее, где занималась изучением искусства Дальнего
Востока.
Переломным
моментом в жизни и творчестве поэтессы стала трагическая смерть сына в 1988
году.Еще более интенсивной и яркой стала жизнь во снах. Зрительные образы,
(обычно связанные со сложными членениями пространства),переполняли теперь и
сознание.
В 1991 г . в Сумах на средства
автора выходит первый поэтический сборник – «Мы только путники».
В июле 1991 г . был создан первый
большемерный картон в технике гуаши – «Тело в реке жизни» (ранее были лишь
небольшого размера наброски).
За год
А.Липницкая выполнила более 300 гуашей.
В конце 1992 г . в Киеве состоялась
ее первая художественная выставка. Одновременно был подготовлен к печати новый
поэтический сборник – «Белая сирень», включающий в себя и опыты прозы. В начале
1993 г .,
продолжая работать в технике гуаши, она начала осваивать масляную живопись на
холсте, создав за полгода (кроме новых гуашей) несколько десятков холстов.
В израильский
период творчества холст и масло стали излюбленной техникой А.Липницкой, что
способствовало достижению большей материальности и иллюзионистичности образов. Само чувство становится более сгущенным и светоносным, и
это непосредственно отражается в живописи.
Вот та
жизненная канва, на которую ложится творчество Аллы Липницкой.
Определяющим
для ее творчества является противоречивое, на первый взгляд, сочетание жажды
познания с агностическим философским кредо.
«Я буду жить до тех пор, / пока не узнаю, / что это было», – признается она
в одном из стихотворений. Знак этой жажды мы встречаем и в картине «Адам и
Ева», где не случайно в геометрическом и смысловом центре композиции
оказывается яблоко с древа познания. В то же время Алла любит цитировать
отрывок из «Отдельной реальности» Карлоса Кастанеды: «Мир необъятен. Мы никогда
не сможем понять его. Мы никогда не разгадаем его тайну. Поэтому мы должны
принимать его таким, как он есть, – чудесной загадкой».
Впрочем,
противоречие это во многом кажущееся, ибо, при осознании невозможности познания
разумом, речь идет прежде всего о практике чувственного познания. Рациональному
в своей личности Алла отводит служебную роль: «максимально использовать то
малое, что мне отведено». (В этом смысле она часто говорит об «экологической
нише индивидуума»).
Чувственное
познание предполагает как бы две ступени, этапа: экстатический (выход за
пределы себя) и эмпатию («вчувствование» в других существ). Об этом – многие
стихи поэтессы, например, такие:
И я вошла туда, где кожура
Шершавых и больших живых деревьев
Вся исцарапана следами птичьих перьев… (1984).
Познание для
нее не заканчивается «вчувствованием» –
оно продолжается в таких вечных и великих, воистину женских чувствах, как
сочувствие, жалость, любовь ко всему живущему и, наконец, находит свое логическое
выражение в предстательстве женщины и поэта за все живущее перед космическими
силами. Она просит у Бога о продрогшем
на ветру цветке, о бездомной собаке, о «птичке Божьей»:
Небесная горечь, пролейся под ноги тому,
Кто утратил надежду» («Малер», 1979).
В этом
просительстве «… пред беглым лучом сверхземного сознания, / к которому заперта
смертная дверь»,сквозят присущие Алле, приправленные горечью, ирония и бунт:
Мой инопланетянин! Сделай дудку
Из тучи, из травинки, слов моих,
Пусть птичка Божья, надрывая грудку,
Пред Богом прощебечет малый стих («Дудка, 1989).
– Ну, как там, козявки босые, пичуги?
Ваши мокрые лапки готовы к зиме?
Ваши горлышки стынут в предзимнюю слякоть?
Неужели когда-то вот так обо мне
Разум более сложный способен заплакать? (1985)
Итак,
женственность ее поэзии не в слабости, а в силе заступничества за все живущее.
Минуя анализ
поэзии и прозы А.Липницкой (который не входил в нашу задачу), перейдем к ее
живописи. Ее гуаши и полотна поначалу изумляют. Многие, за неимением других
сравнений, ставят их в один ряд с детскими рисунками («Великое умение похоже на
неумение», – недаром ведь сказал Чжуан-цзы). Но истина выстраданная и
осознанная отличается от истины неосознанной. В беспощадное время полуденной
зрелости вечные звезды можно увидеть только из глубокого колодца.
Живописная
техника А.Липницкой – то мерцающая, то брызжущая светом, смеющаяся и плачущая
одновременно. Краски наносятся то широко – кистью, то дробно – пальцами. Она не стремится достичь
правдоподобия в передаче форм, более того – намеренно избегает этого. Подобно
китайскому или японскому художнику, она живописует не фрагмент мира, но свое
чувство, в котором заключен весь мир. Кроме того, Алла передает мир не столько физический,
сколько астральный с более высокими планами бытия, в которых с ростом светоносности последовательно
уменьшается конкретизация форм и образов.
Особое
значение для Липницкой имеет пустота и чистота сердца как необходимое условие
творчества. Пустота – это непривязанность ко всему эгоистичному и сиюминутному,
и в то же время – открытость Высшему. «Так выгорело в сердце все дотла, / Что во все стороны открылось /
Пустое чистое пространство» (1985)). Эти строки
перекликаются с цветаевскими: “…я – чернозем и белая бумага”. Алле присуще
ощущение драгоценности белизны писчего
листа или живописного холста. Эта белизна и пустота – воплощение гармонии и
совершенства божественного Непроявленного начала, которое легко нарушить
равнодушным или невнимательным вмешательством. По словам Аллы, холст для неё –
живое существо, она его гладит и ласкает, нанося руками краску. Процесс создания
картины сродни любовному переживанию.
Белизна
холста всегда присутствует в картинах Липницкой: в большей степени в её “быстрых”
произведениях, созданных в технике алла прима, в меньшей – в многослойных
долговременных произведениях, к которым она возвращается неоднократно. Впрочем,
даже в самых быстрых картинах Аллы содержится намек на сложность и
полупрозрачную многослойность мира. Полупрозрачной и вибрирующей становится
сама краска. Это происходит за счет неравномерного продавливания щетинками кисти
тонкого слоя сырой краски уже в момент
её нанесения. Кроме того, живописная ткань пронизана светоносными отблесками,
нитями и контурами – местами с применением белил, часто – за счет продавливания
сырого красочного теста черенком кисти до грунта. Этой светоносностью её
картины отчасти напоминают иконы на стекле (если их рассматривать на просвет).
Одно
из главных выразительных средств в живописи А.Липницкой – колорит, который
никогда не является случайным. Построенный то на приглушенных, то на взаимодополняющих ярких,
то на сближенных напряженных цветах – он может выражать тонкие оттенки чувства:
умиротворенность, экстатическую радость, тревогу или печаль.
Связь со снами
в живописи – более непосредственная, более зримая, чем в поэзии. Иногда – это
просто живописание снов («Следы в пустыне», «Птицы»), создаваемое за несколько
десятков минут. В живописи для Аллы отсутствует мучительное преодоление
словесного материала, и в этом смысле живопись для нее – чистая радость,
истинное отдохновение. Подсознательные ощущения, как правило, переносятся на
картон или холст без предварительного осмысления. Быстрота, непреднамеренность
и как бы случайность создания большинства её картин – обманчива: ведь душа не
случайна, и она передает истинные цвета и формы, подсмотренные ею в иных мирах.
Живописная
манера художницы предельно раскованная, импульсивная – до озорства, до эпатажа.
Но сквозь нее проглядывает гармония иных берегов и миров и еще – щемящее
чувство невыразимой красоты и краткости человеческой жизни перед лицом
вечности. В этом чувстве, как мне представляется, источник контраста между
безудержно веселой, на первый взгляд, гротескной фигурой вечного Харона – и
едва заметной утлой лодочкой, растворяющейся в водах Стикса («Перевозчик
Харон», 1992).
Попытки
описания пространства встречались уже в поэзии А.Липницкой:
Глаз мой встречает космический глаз.
Изображенье выходит за рамки (1985).
Однако в
живописи пространство гораздо более конкретно и зримо. Миры не смешиваются – но
тесно переплетены, находятся в сложном взаимодействии. Обычный пример прорыва
одного пространства в другое – голубоватый овал на фоне бурно произрастающего
дольнего мира. Иногда это космический глаз или космический вестник – шар, но
чаще – тоннель, материнская утроба, место рождения в непостижимый небесный мир.
Подчас, как в
картине «Мария Магдалина, оплакивающая Христа» (1993), в овале предстает именно
земной, дольний, трепещущий растительностью мир. Это – взгляд из мира иного, в
котором Магдалина склонилась над Христом, превратившимся в мировой океан.
Сравним тот же сюжет, воплощенный мощным образным рядом природных форм в
стихах:
На небе солнце предзакатное распято.
К его последним золотым лучам,
Как Магдалина, припадает мята,
Чтоб холодеть от скорби по ночам (1990).
Рождение для одного мира есть смерть для мира другого:
Жизнь великая и простая
Вошла в меня понемногу.
………………………….
Живу умирая. Умру оживая (1981).
Художник как
ипостась «культурного героя» мифологии является медиатором (посредником) между
мирами. Многократно умирая и рождаясь из одного мира в другой, он поддерживает
их взаимосуществование и взаимодействие. Обнаженная женская фигура, часто
присутствующая в картинах, – некое визави автора – это одновременно
антропоморфное олицетворение природы (тогда она дается в природном мире,
оплетенная стеблями и ветвями, – «Женщина в городе» и другие работы) и
одновременно – воплощение художника-медиатора, парящего между мирами. «Я
увидела сверху, как прекрасен и хрупок этот мир, мне было бесконечно жаль его и
людей, мне постоянно хочется сообщить им это, предостеречь», – говорит Алла.
В картине
«Танец в пространстве» (1993) разметавшиеся в кружении волосы – крылья ангела,
женщины или птицы – создают в прозрачности неба земной рельеф – горы, реки,
растительность.
Подчас
изображение представляет собой сложную систему миражей, отражающихся друг в
друге. («Троица, или Видение в окне», «Ближние и дальние леса», «Окно. Зеленый
Гай»).
Библейская
тематика занимает определенное место в творчестве Аллы Липницкой. Рыжеволосый
знакомый может превратиться у нее в иудейского царя Давида («Царь Давид»,
1992). В творчестве Аллы часто возникает мотив «Троицы». Многие новозаветные
сюжеты представлены в ее живописи («Благовещение», «Житие Христа», «Голгофа»,
«Воскресение», «Вознесение»…).
«Голгофа» –
почти монохромное изображение Распятия на желтом фоне, с Всевидящим оком
наверху. Перекладины креста и руки Христа напоминают снопы колосьев, брызжущих
кровью.
Смерть
переходит в жизнь. Жизнь жива радостной жертвой любви.
«Мытари света»
отказались от сбора золота; бесплотные и ирреальные, они заняты накоплением
света – неуловимого бестелесного клада.
В «Радостной
встрече» добро, незримо творимое крохотными человеческими фигурками на земле,
умножается на небе в ликовании ангелов. Человек не так уж ничтожен и бессилен.
В поэзии и живописи
А.Липницкой нередки реминисценции из даосизма и чань-буддизма. Это результат не
заимствования, но совпадения качества звучания.
Напрямую к
даосизму А.Липницкая обращается в картине «Дао» (1992), однако даосским духом
пронизаны её многие пейзажи и пространства, развернутые из отдельных существ
или предметов (птица, цветок, дерево). Эти образы заставляют вспомнить
откровения и сентенции Чжуан-цзы (III в
до н.э.).
Созвучие со
сложным пространственным членением буддийской живописи (тхангки) угадывается в
картине «Хозяйка сада». Чаньским духом проникнуто её стихотворение
«Неизвестному чаньскому мастеру», – меня не оставляет мысль, что Алла написала
это о себе.
Но главное – с
буддизмом её роднит бесконечное сострадание ко всему живущему.
С даосской и
особенно буддистской традициями связана вера в реинкарнацию, являющаяся
естественной для мироощущения Аллы. Эта убежденность звучит во многих стихах и
картинах А.Липницкой («Мы только путники…»; «Мы жили. Но так и не смогли
понять…»). Отсюда и ощущение духовного родства с людьми, жившими в далеком
прошлом («Из стихов, посвященных Ли Цинчжао»). Реинкарнация понимается не как
бесконечное продление существования, а как расширение опыта души, её
бесконечное совершенствование («Мы стоим, объяты легким дымом / Нашей общей
доли круговой, / В золотом саду, неповторимом / Ни в какой случайности
другой…»).
Если одна сторона
творчества А.Липницкой развернута в сторону космического и непознанного, то
другая открыта к современникам. Во многих ее стихах слышится боль и укор в их
адрес, занятых активной разрушительной деятельностью в состоянии глубокого сна
души («О чем печемся – мы ли не поэты…»).
Во многом
ответственны за это державные мужи, военные и ученые, ради собственных
корыстных интересов, безответственно, с наигранным оптимизмом обещающих
человечеству светлое будущее. К ним поэтесса беспощадна: «А всё человечество на
сверхмощной ракете / Устремляется к чужой счастливой планете» («Махаон»).
В картине
«Попугай, улетевший из клетки» (2002) дана метафора освобождения человека от
заблуждений и условностей, препятствующих любви и истинному общению между
людьми.
Как следствие
неиссякаемого оптимизма, отчетливо звучит у А.Липницкой осознание необходимости
поиска единомышленников, их совместных усилий. Это путники, искатели, вестники.
В метафорическом описании странствия птиц она признается в любви тем, кто
«мечется, кругами ходит, / Кто полон маленьких открытий / На диких траекториях
блужданий…» («Когда все птицы, сколько есть…»).
Пространства,
созданные Аллой Липницкой, немыслимы без путей и путников, без прощаний и
встреч. Путники – это и вестники-ангелы, и души людей – живых и умерших. В
страстном стремлении сочетать миры художник заставляет ангелов ходить по земле
(точнее, по обжигающим пустыням и снегам), а людские души – летать по небу. Об
этом – стихотворение:
Ангел, утопающий в снегу,
Колют ноги белые иголки?.. –
Заканчивается
оно строками:
Господи! Зачем ты этот путь
На снегу так четко обозначил? (1993).
«Ангел, отдыхающий в пути» (1993) – смертельно
уставший, но полный любви к жизни и живущему, припал к дереву, уходящему в
небо, рай. Крылья его смешались с листвой. «Ангел поверженный» (1993) взорвался
брызгами энергии и света на пересечении истоптанной дороги и дважды отраженного
дерева. Наконец, ангел, завершивший земные дела и покидающий землю («Прощание»,
1993. Картина написана в течение 20 минут). Другие работы – «Идущие под ветром
и дождем», «Ночная дорога»…
Путники
распяты в пространстве: их телá – на долгой горизонтали земного пути, их души –
на вертикали мирового древа – пути восхождения к Богу. Они распяты и во
времени: между сожалением о прошлом и ожиданием будущего (диптих «Автопортрет
двадцатилетней давности», «Будущее» 1992).
«Я вижу свет
не только в конце, но и сейчас, каждую минуту. Даже во мраке…», – говорит Алла.
Анализ
творчества А.Липницкой позволяет сделать два важнейших вывода. Во-первых,
любовь является для неё безусловным и высочайшим качеством человека и космоса.
Во-вторых, её сознанию явно тесно в рамках одного или даже нескольких
эгрегоров, религиозных конфессий или художественных концепций.
Уже только эти
два положения позволяют отнести её творчество к новой парадигме современного
сознания New Age (Новая Эра),
связанной со вступлением солнечной системы в эру Водолея. (Кстати, одна из
картин А.Липницкой, датированная 1991 годом, называется «Новое сознание»). Здесь
я рассматриваю явление New Age в самом широком
смысле, именно как парадигму, характеризующуюся рядом повторяющихся убеждений в
области космогонии, религии и этики у различных, не связанных между собой
организационно, индивидуумов.
Предтечами
движения в конце XIX – начале ХХ века явились выдающиеся теософы
Рудольф Штейнер и Анна Безант (последней принадлежит и сам термин). Парадигма New Age основывается, прежде
всего, на утверждении Единства всего сущего, Любви как основы мироздания, вере
в единство всех религий, реинкарнацию и кармическую взаимосвязь судеб, личную и
планетарную трансформацию. Наша Земля рассматривается как важнейший живой
организм [1 - 4].
В области
религиозных учений известны, в частности, такие представители Новой Эры, как
пришедший из традиции индуизма Ошо, а также вышедшие из ислама и сохранившие с
ним лишь номинальную связь суфийские мастера (Инайят Хан, Георгий Гурджиев).
В психологии
наиболее интересным и систематическим представителем New Age является российский
ученый Анатолий Некрасов, утверждающий безусловный приоритет построения
«пространства любви» каждым индивидуумом.
Среди
писателей отмечу Н.Д.Уолша, К.Кастанеду, Р.Баха.
Первыми
нью-эйджевскими музыкантами стали американские джазмены 1960-х годов Тони Скотт
и Пол Уинтер. «Темы, которым зачастую
посвящена музыка в стиле New Age – это космос, окружающая среда, природа, благо
бытия, гармония с миром и собственным «я», сны и путешествия в духовном мире» [1].
Сегодня среди
наиболее интересных нью-эйджевских композиторов и музыкантов – Китаро, Карунеш и Оливер Шанти, любимый мной
Стефан Микус, а также содружества музыкантов: иранский курд К.Калхор и индиец
Ш.Х.Хан с их выдающимся альбомом «The Rain» (2003), перс Х.Ализаде и армянин Г.Гаспарян с их не менее
замечательным альбомом «Endless Vision» (2006). В связи с этим замечу, что новое (в том
числе новое сознание) возникает чаще всего не внутри, но на грани явлений, подчас чуждых и даже
враждебных друг другу (этносов, религий, видов искусств), выступая при этом
мощным объединяющим фактором.
А. Липницкая
очень любит музыку – классику, этническую, джаз, в последние годы - рок.
Опыт Ю.Храпова показал, что её стихи прекрасно ложатся на музыку. Открыта
другим видам искусства и живопись Аллы, о
чем свидетельствует успешное использование видеоряда её картин в театре
(спектакль «Случайности» в постановке Челябинского театра современного танца,
режисёр-постановщик – Ольга Пона).
Я пытаюсь
вспомнить других нью-эйджевцев – и начинаю понимать, что к их содружеству
относятся и многие ученые, вставшие на защиту нашей планеты (Гринпис), или
бескорыстно изучающие паранормальные явления в природе и человеке, и
французские кинематографисты, создавшие знаковые документальные
фильмы «Микрокосмос» и «Птицы», и многие другие. Интересно, что в фильме
«Птицы» (о котором Алла ничего не знает) содержится выразительная сцена бегства
попугая из клетки.
Однако среди
нью-эйджевцев (как ближнего, так и дальнего зарубежья) я не нашел ярких поэтов
или живописцев. Часть последних находится под сильным влиянием искусства
Н.Рериха, и их живопись вторична; другие создают медитативные композиции с
облаками, третьи – умозрительные метафизические композиции.
В то же время
в искусстве «старого сознания» (альтернативного “новому
сознанию” Нью Эйдж) все еще безраздельно господствует концептуализм, основанный
на абсолютизации рассудочного начала в человеке, направленный в первую очередь
на то, чтобы поразить искушенного зрителя. Это – путь, приводящий к отрицанию
не только мира, но и парадоксальным образом – индивидуальности художника, и
поэтому не имеющий перспектив развития. Апофеозом
его, по моему представлению, является перформанс, в котором художник, надев противогаз,
в течение нескольких минут бьется головой о стену.
Искусство
А.Липницкой основано на собственном опыте сверхчувственного познания мира, что
в сочетании с ее даром любви и бесспорным талантом делают его уникальным
явлением в
нью-эйджевской, и тем более –
в традиционной культуре. С течением времени его понимание другими будет
возрастать, и именно такому искусству принадлежит будущее.
Владимир
Цитович
- Нью-эйдж.
Музыка нью-эйдж. - http://ru.wikipedia.org
- Нью-ейдж (на укр. языке). - http://uk.wikipedia.org
- Гинзбург
Татьяна. Движение Нью-Эйдж - http://ariom.ru
- Жеребятьев
М., Феррони В. Феномен новых религиозных движений – http://www.archipelag.ru
Цитович Владимир – искусствовед, реставратор высшей
реставрационной категории, эксперт живописи. Родился в Киеве в 1948 г. В 1976
г. закончил Киевский художественный институт (ныне – Национальная Академия
изобразительных искусств и архитектуры). В настоящее время работает
реставратором в Музее искусств имени Богдана и Варвары Хаменко (Киев). Член
Аттестационной комисии реставраторов Украины. Один из авторов монографии
"Технология и экспертиза живописи И.К.Айвазовкого", автор работ по
вопросам экспертизы и реставрации живописи 16-20 веков, статьи о творчестве
украинских и русских художников 20-го века.