среда, 22 февраля 2012 г.

ПОПУГАЙ, УЛЕТЕВШИЙ ИЗ КЛЕТКИ


Статья об Алле Липницкой

Как расценить факт внезапного увлечения зрелого (и признанного!) поэта живописью? Увлечения, побуждающего его, забывая о поэзии,  создавать картину за картиной, вызывая недоумение и насмешки некоторых дипломированных искусствоведов и даже близких знакомых – или полное приятие у людей, подчас далеких от искусства? Оставим все эти определения обыденному сознанию. Ведь по сути чудо – это реальность, недоступная, однако, нашим несовершенным познавательным способностям.
Алла Липницкая родилась и до 1995 г. жила в г. Сумы. С детства её сны были насыщены событиями и красками, они как бы представляли другую жизнь. В них всегда было ожидание вести с неба. Позднее сны (и шире – вся сфера подсознательного и бессознательного) давали пищу и для поэзии, и для живописи.
Второй источник творчества А.Липницкой – природа в её незамутненном виде, отфильтрованная от всего насильственного и привнесенного извне. Эта мечта о природе воплотилась в реальных ее уголках – Зеленый Гай вблизи Сум, Кавказские горы…
С 1995 г. Алла живет в Израиле, и здесь у нее тоже есть любимые места – Тель-Авив, Мертвое море. Впрочем, есть подозрение, что дом А.Липницкой – это Земля, и в любом её уголке она найдет вдохновение для своего творчества.
Третий компонент – это невероятный интерес к людям, причем интерес активный, сострадательный.
 Еще одним источником явились культура и искусство (поэзия – в частности, русская, китайская и японская, мировые мифология, религия, философия).
Стихи Алла начала публиковать в 1965 году, еще будучи школьницей. Много лет проработала в Сумском художественном музее, где занималась изучением искусства Дальнего Востока.
Переломным моментом в жизни и творчестве поэтессы стала трагическая смерть сына в 1988 году.Еще более интенсивной и яркой стала жизнь во снах. Зрительные образы, (обычно связанные со сложными членениями пространства),переполняли теперь и сознание.
В 1991 г. в Сумах на средства автора выходит первый поэтический сборник – «Мы только путники».
В июле 1991 г. был создан первый большемерный картон в технике гуаши – «Тело в реке жизни» (ранее были лишь небольшого размера наброски).
За год А.Липницкая выполнила более 300 гуашей.
В конце 1992 г. в Киеве состоялась ее первая художественная выставка. Одновременно был подготовлен к печати новый поэтический сборник – «Белая сирень», включающий в себя и опыты прозы. В начале 1993 г., продолжая работать в технике гуаши, она начала осваивать масляную живопись на холсте, создав за полгода (кроме новых гуашей) несколько десятков холстов.
В израильский период творчества холст и масло стали излюбленной техникой А.Липницкой, что способствовало достижению большей материальности и иллюзионистичности образов. Само чувство становится более сгущенным и светоносным, и это непосредственно отражается в  живописи.
Вот та жизненная канва, на которую ложится творчество Аллы Липницкой.
Определяющим для ее творчества является противоречивое, на первый взгляд, сочетание жажды познания с агностическим философским кредо.  «Я буду жить до тех пор, / пока не узнаю, / что это было», – признается она в одном из стихотворений. Знак этой жажды мы встречаем и в картине «Адам и Ева», где не случайно в геометрическом и смысловом центре композиции оказывается яблоко с древа познания. В то же время Алла любит цитировать отрывок из «Отдельной реальности» Карлоса Кастанеды: «Мир необъятен. Мы никогда не сможем понять его. Мы никогда не разгадаем его тайну. Поэтому мы должны принимать его таким, как он есть, – чудесной загадкой».
Впрочем, противоречие это во многом кажущееся, ибо, при осознании невозможности познания разумом, речь идет прежде всего о практике чувственного познания. Рациональному в своей личности Алла отводит служебную роль: «максимально использовать то малое, что мне отведено». (В этом смысле она часто говорит об «экологической нише индивидуума»).
Чувственное познание предполагает как бы две ступени, этапа: экстатический (выход за пределы себя) и эмпатию («вчувствование» в других существ). Об этом – многие стихи поэтессы, например, такие:
И я вошла туда, где кожура
Шершавых и больших живых деревьев
Вся исцарапана следами птичьих перьев… (1984).
Познание для нее не заканчивается  «вчувствованием» – оно продолжается в таких вечных и великих, воистину женских чувствах, как сочувствие, жалость, любовь ко всему живущему и, наконец, находит свое логическое выражение в предстательстве женщины и поэта за все живущее перед космическими силами. Она просит у Бога  о продрогшем на ветру цветке, о бездомной собаке, о «птичке Божьей»:
Небесная горечь, пролейся под ноги тому,
Кто утратил надежду» («Малер», 1979).
В этом просительстве «… пред беглым лучом сверхземного сознания, / к которому заперта смертная дверь»,сквозят присущие Алле, приправленные горечью, ирония и бунт:
Мой инопланетянин! Сделай дудку
Из тучи, из травинки, слов моих,
Пусть птичка Божья, надрывая грудку,
Пред Богом прощебечет малый стих («Дудка, 1989).

– Ну, как там, козявки босые, пичуги?
Ваши мокрые лапки готовы к зиме?
Ваши горлышки стынут в предзимнюю слякоть?
Неужели когда-то вот так обо мне
Разум более сложный способен заплакать? (1985)
Итак, женственность ее поэзии не в слабости, а в силе заступничества за все живущее.
Минуя анализ поэзии и прозы А.Липницкой (который не входил в нашу задачу), перейдем к ее живописи. Ее гуаши и полотна поначалу изумляют. Многие, за неимением других сравнений, ставят их в один ряд с детскими рисунками («Великое умение похоже на неумение», – недаром ведь сказал Чжуан-цзы). Но истина выстраданная и осознанная отличается от истины неосознанной. В беспощадное время полуденной зрелости вечные звезды можно увидеть только из глубокого колодца.
Живописная техника А.Липницкой – то мерцающая, то брызжущая светом, смеющаяся и плачущая одновременно. Краски наносятся то широко – кистью,  то дробно – пальцами. Она не стремится достичь правдоподобия в передаче форм, более того – намеренно избегает этого. Подобно китайскому или японскому художнику, она живописует не фрагмент мира, но свое чувство, в котором заключен весь мир. Кроме того, Алла передает мир не столько физический, сколько астральный с более высокими планами бытия, в которых с  ростом светоносности последовательно уменьшается конкретизация форм и образов.
Особое значение для Липницкой имеет пустота и чистота сердца как необходимое условие творчества. Пустота – это непривязанность ко всему эгоистичному и сиюминутному, и в то же время – открытость Высшему. «Так выгорело в сердце все дотла, / Что во все стороны открылось / Пустое чистое пространство» (1985)). Эти строки перекликаются с цветаевскими: “…я – чернозем и белая бумага”. Алле присуще ощущение драгоценности  белизны писчего листа или живописного холста. Эта белизна и пустота – воплощение гармонии и совершенства божественного Непроявленного начала, которое легко нарушить равнодушным или невнимательным вмешательством. По словам Аллы, холст для неё – живое существо, она его гладит и ласкает, нанося руками краску. Процесс создания картины сродни любовному переживанию.
Белизна холста всегда присутствует в картинах Липницкой: в большей степени в её “быстрых” произведениях, созданных в технике алла прима, в меньшей – в многослойных долговременных произведениях, к которым она возвращается неоднократно. Впрочем, даже в самых быстрых картинах Аллы содержится намек на сложность и полупрозрачную многослойность мира. Полупрозрачной и вибрирующей становится сама краска. Это происходит за счет неравномерного продавливания щетинками кисти тонкого слоя  сырой краски уже в момент её нанесения. Кроме того, живописная ткань пронизана светоносными отблесками, нитями и контурами – местами с применением белил, часто – за счет продавливания сырого красочного теста черенком кисти до грунта. Этой светоносностью её картины отчасти напоминают иконы на стекле (если их рассматривать на просвет).
Одно из главных выразительных средств в живописи А.Липницкой – колорит, который никогда не является случайным. Построенный то на  приглушенных, то на взаимодополняющих ярких, то на сближенных напряженных цветах – он может выражать тонкие оттенки чувства: умиротворенность, экстатическую радость, тревогу или печаль.
Связь со снами в живописи – более непосредственная, более зримая, чем в поэзии. Иногда – это просто живописание снов («Следы в пустыне», «Птицы»), создаваемое за несколько десятков минут. В живописи для Аллы отсутствует мучительное преодоление словесного материала, и в этом смысле живопись для нее – чистая радость, истинное отдохновение. Подсознательные ощущения, как правило, переносятся на картон или холст без предварительного осмысления. Быстрота, непреднамеренность и как бы случайность создания большинства её картин – обманчива: ведь душа не случайна, и она передает истинные цвета и формы, подсмотренные ею в иных мирах.
Живописная манера художницы предельно раскованная, импульсивная – до озорства, до эпатажа. Но сквозь нее проглядывает гармония иных берегов и миров и еще – щемящее чувство невыразимой красоты и краткости человеческой жизни перед лицом вечности. В этом чувстве, как мне представляется, источник контраста между безудержно веселой, на первый взгляд, гротескной фигурой вечного Харона – и едва заметной утлой лодочкой, растворяющейся в водах Стикса («Перевозчик Харон», 1992).
Попытки описания пространства встречались уже в поэзии А.Липницкой:
Глаз мой встречает космический глаз.
Изображенье выходит за рамки (1985).
Однако в живописи пространство гораздо более конкретно и зримо. Миры не смешиваются – но тесно переплетены, находятся в сложном взаимодействии. Обычный пример прорыва одного пространства в другое – голубоватый овал на фоне бурно произрастающего дольнего мира. Иногда это космический глаз или космический вестник – шар, но чаще – тоннель, материнская утроба, место рождения в непостижимый небесный мир.
Подчас, как в картине «Мария Магдалина, оплакивающая Христа» (1993), в овале предстает именно земной, дольний, трепещущий растительностью мир. Это – взгляд из мира иного, в котором Магдалина склонилась над Христом, превратившимся в мировой океан. Сравним тот же сюжет, воплощенный мощным образным рядом природных форм в стихах:
На небе солнце предзакатное распято.
К его последним золотым лучам,
Как Магдалина, припадает мята,
Чтоб холодеть от скорби по ночам (1990).

Рождение для одного мира есть смерть для мира другого:

Жизнь великая и простая
Вошла в меня понемногу.
………………………….
Живу умирая. Умру оживая (1981).
Художник как ипостась «культурного героя» мифологии является медиатором (посредником) между мирами. Многократно умирая и рождаясь из одного мира в другой, он поддерживает их взаимосуществование и взаимодействие. Обнаженная женская фигура, часто присутствующая в картинах, – некое визави автора – это одновременно антропоморфное олицетворение природы (тогда она дается в природном мире, оплетенная стеблями и ветвями, – «Женщина в городе» и другие работы) и одновременно – воплощение художника-медиатора, парящего между мирами. «Я увидела сверху, как прекрасен и хрупок этот мир, мне было бесконечно жаль его и людей, мне постоянно хочется сообщить им это, предостеречь», – говорит Алла.
В картине «Танец в пространстве» (1993) разметавшиеся в кружении волосы – крылья ангела, женщины или птицы – создают в прозрачности неба земной рельеф – горы, реки, растительность.
Подчас изображение представляет собой сложную систему миражей, отражающихся друг в друге. («Троица, или Видение в окне», «Ближние и дальние леса», «Окно. Зеленый Гай»).
Библейская тематика занимает определенное место в творчестве Аллы Липницкой. Рыжеволосый знакомый может превратиться у нее в иудейского царя Давида («Царь Давид», 1992). В творчестве Аллы часто возникает мотив «Троицы». Многие новозаветные сюжеты представлены в ее живописи («Благовещение», «Житие Христа», «Голгофа», «Воскресение», «Вознесение»…).
«Голгофа» – почти монохромное изображение Распятия на желтом фоне, с Всевидящим оком наверху. Перекладины креста и руки Христа напоминают снопы колосьев, брызжущих кровью.
Смерть переходит в жизнь. Жизнь жива радостной жертвой любви.
«Мытари света» отказались от сбора золота; бесплотные и ирреальные, они заняты накоплением света – неуловимого бестелесного клада.
В «Радостной встрече» добро, незримо творимое крохотными человеческими фигурками на земле, умножается на небе в ликовании ангелов. Человек не так уж ничтожен и бессилен.
В поэзии и живописи А.Липницкой нередки реминисценции из даосизма и чань-буддизма. Это результат не заимствования, но совпадения качества звучания.
Напрямую к даосизму А.Липницкая обращается в картине «Дао» (1992), однако даосским духом пронизаны её многие пейзажи и пространства, развернутые из отдельных существ или предметов (птица, цветок, дерево). Эти образы заставляют вспомнить откровения и сентенции Чжуан-цзы (III в до н.э.).
Созвучие со сложным пространственным членением буддийской живописи (тхангки) угадывается в картине «Хозяйка сада». Чаньским духом проникнуто её стихотворение «Неизвестному чаньскому мастеру», – меня не оставляет мысль, что Алла написала это о себе.
Но главное – с буддизмом её роднит бесконечное сострадание ко всему живущему.
С даосской и особенно буддистской традициями связана вера в реинкарнацию, являющаяся естественной для мироощущения Аллы. Эта убежденность звучит во многих стихах и картинах А.Липницкой («Мы только путники…»; «Мы жили. Но так и не смогли понять…»). Отсюда и ощущение духовного родства с людьми, жившими в далеком прошлом («Из стихов, посвященных Ли Цинчжао»). Реинкарнация понимается не как бесконечное продление существования, а как расширение опыта души, её бесконечное совершенствование («Мы стоим, объяты легким дымом / Нашей общей доли круговой, / В золотом саду, неповторимом / Ни в какой случайности другой…»).
Если одна сторона творчества А.Липницкой развернута в сторону космического и непознанного, то другая открыта к современникам. Во многих ее стихах слышится боль и укор в их адрес, занятых активной разрушительной деятельностью в состоянии глубокого сна души («О чем печемся – мы ли не поэты…»).
Во многом ответственны за это державные мужи, военные и ученые, ради собственных корыстных интересов, безответственно, с наигранным оптимизмом обещающих человечеству светлое будущее. К ним поэтесса беспощадна: «А всё человечество на сверхмощной ракете / Устремляется к чужой счастливой планете» («Махаон»).
В картине «Попугай, улетевший из клетки» (2002) дана метафора освобождения человека от заблуждений и условностей, препятствующих любви и истинному общению между людьми.
Как следствие неиссякаемого оптимизма, отчетливо звучит у А.Липницкой осознание необходимости поиска единомышленников, их совместных усилий. Это путники, искатели, вестники. В метафорическом описании странствия птиц она признается в любви тем, кто «мечется, кругами ходит, / Кто полон маленьких открытий / На диких траекториях блужданий…» («Когда все птицы, сколько есть…»).  
Пространства, созданные Аллой Липницкой, немыслимы без путей и путников, без прощаний и встреч. Путники – это и вестники-ангелы, и души людей – живых и умерших. В страстном стремлении сочетать миры художник заставляет ангелов ходить по земле (точнее, по обжигающим пустыням и снегам), а людские души – летать по небу. Об этом – стихотворение:
Ангел, утопающий в снегу,
Колют ноги белые иголки?.. –
Заканчивается оно строками:
Господи! Зачем ты этот путь
На снегу так четко обозначил? (1993).
 «Ангел, отдыхающий в пути» (1993) – смертельно уставший, но полный любви к жизни и живущему, припал к дереву, уходящему в небо, рай. Крылья его смешались с листвой. «Ангел поверженный» (1993) взорвался брызгами энергии и света на пересечении истоптанной дороги и дважды отраженного дерева. Наконец, ангел, завершивший земные дела и покидающий землю («Прощание», 1993. Картина написана в течение 20 минут). Другие работы – «Идущие под ветром и дождем», «Ночная дорога»…
Путники распяты в пространстве: их телá – на долгой горизонтали земного пути, их души – на вертикали мирового древа – пути восхождения к Богу. Они распяты и во времени: между сожалением о прошлом и ожиданием будущего (диптих «Автопортрет двадцатилетней давности», «Будущее» 1992).
«Я вижу свет не только в конце, но и сейчас, каждую минуту. Даже во мраке…», – говорит Алла.
Анализ творчества А.Липницкой позволяет сделать два важнейших вывода. Во-первых, любовь является для неё безусловным и высочайшим качеством человека и космоса. Во-вторых, её сознанию явно тесно в рамках одного или даже нескольких эгрегоров, религиозных конфессий или художественных концепций. 
Уже только эти два положения позволяют отнести её творчество к новой парадигме современного сознания New Age (Новая Эра), связанной со вступлением солнечной системы в эру Водолея. (Кстати, одна из картин А.Липницкой, датированная 1991 годом, называется «Новое сознание»). Здесь я рассматриваю явление New Age в самом широком смысле, именно как парадигму, характеризующуюся рядом повторяющихся убеждений в области космогонии, религии и этики у различных, не связанных между собой организационно, индивидуумов.
Предтечами движения в конце XIX – начале ХХ века явились выдающиеся теософы Рудольф Штейнер и Анна Безант (последней принадлежит и сам термин). Парадигма New Age основывается, прежде всего, на утверждении Единства всего сущего, Любви как основы мироздания, вере в единство всех религий, реинкарнацию и кармическую взаимосвязь судеб, личную и планетарную трансформацию. Наша Земля рассматривается как важнейший живой организм [1 - 4].
В области религиозных учений известны, в частности, такие представители Новой Эры, как пришедший из традиции индуизма Ошо, а также вышедшие из ислама и сохранившие с ним лишь номинальную связь суфийские мастера (Инайят Хан, Георгий Гурджиев).
В психологии наиболее интересным и систематическим представителем New Age является российский ученый Анатолий Некрасов, утверждающий безусловный приоритет построения «пространства любви» каждым индивидуумом.
Среди писателей отмечу Н.Д.Уолша, К.Кастанеду, Р.Баха.
Первыми нью-эйджевскими музыкантами стали американские джазмены 1960-х годов Тони Скотт и Пол Уинтер.  «Темы, которым зачастую посвящена музыка в стиле New Age – это космос, окружающая среда, природа, благо бытия, гармония с миром и собственным «я», сны и путешествия в духовном мире» [1].
Сегодня среди наиболее интересных нью-эйджевских композиторов и музыкантов –  Китаро, Карунеш и Оливер Шанти, любимый мной Стефан Микус, а также содружества музыкантов: иранский курд К.Калхор и индиец Ш.Х.Хан с их выдающимся альбомом «The Rain» (2003), перс  Х.Ализаде и армянин Г.Гаспарян с их не менее замечательным альбомом «Endless Vision» (2006). В связи с этим замечу, что новое (в том числе новое сознание) возникает чаще всего не внутри, но на грани явлений, подчас чуждых и даже враждебных друг другу (этносов, религий, видов искусств), выступая при этом мощным объединяющим фактором.
А. Липницкая очень любит музыку – классику, этническую, джаз, в последние годы -   рок. Опыт Ю.Храпова показал, что её стихи прекрасно ложатся на музыку. Открыта другим видам искусства и  живопись Аллы, о чем свидетельствует успешное использование видеоряда её картин в театре (спектакль «Случайности» в постановке Челябинского театра современного танца, режисёр-постановщик – Ольга Пона).
Я пытаюсь вспомнить других нью-эйджевцев – и начинаю понимать, что к их содружеству относятся и многие ученые, вставшие на защиту нашей планеты (Гринпис), или бескорыстно изучающие паранормальные явления в природе и человеке, и французские кинематографисты, создавшие знаковые документальные фильмы «Микрокосмос» и «Птицы», и многие другие. Интересно, что в фильме «Птицы» (о котором Алла ничего не знает) содержится выразительная сцена бегства попугая из клетки.
Однако среди нью-эйджевцев (как ближнего, так и дальнего зарубежья) я не нашел ярких поэтов или живописцев. Часть последних находится под сильным влиянием искусства Н.Рериха, и их живопись вторична; другие создают медитативные композиции с облаками, третьи – умозрительные метафизические композиции.
В то же время в искусстве «старого сознания» (альтернативного “новому сознанию” Нью Эйдж) все еще безраздельно господствует концептуализм, основанный на абсолютизации рассудочного начала в человеке, направленный в первую очередь на то, чтобы поразить искушенного зрителя. Это – путь, приводящий к отрицанию не только мира, но и парадоксальным образом – индивидуальности художника, и поэтому не имеющий перспектив развития. Апофеозом его, по моему представлению, является  перформанс, в котором художник, надев противогаз, в течение нескольких минут бьется головой о стену.
Искусство А.Липницкой основано на собственном опыте сверхчувственного познания мира, что в сочетании с ее даром любви и бесспорным талантом делают его уникальным явлением   в  нью-эйджевской,  и тем более – в  традиционной  культуре.  С течением времени его понимание другими будет возрастать, и именно такому искусству принадлежит будущее.   
Владимир Цитович
  1. Нью-эйдж. Музыка нью-эйдж. -  http://ru.wikipedia.org
  2. Нью-ейдж (на укр. языке). - http://uk.wikipedia.org
  3. Гинзбург Татьяна. Движение Нью-Эйдж - http://ariom.ru
  4. Жеребятьев М., Феррони В. Феномен новых религиозных движений – http://www.archipelag.ru

Цитович Владимир – искусствовед, реставратор высшей реставрационной категории, эксперт живописи. Родился в Киеве в 1948 г. В 1976 г. закончил Киевский художественный институт (ныне – Национальная Академия изобразительных искусств и архитектуры). В настоящее время работает реставратором в Музее искусств имени Богдана и Варвары Хаменко (Киев). Член Аттестационной комисии реставраторов Украины. Один из авторов монографии "Технология и экспертиза живописи И.К.Айвазовкого", автор работ по вопросам экспертизы и реставрации живописи 16-20 веков, статьи о творчестве украинских и русских художников 20-го века. 

Картины Аллы Липницкой





четверг, 9 февраля 2012 г.

Рахель Штейн Из книги "Стихи разных лет".




 
              *  *  *
Бескорыстно проси у небес
Всё, что нужно тебе позарез:
Чистый воздух и запах росы –
Всё учтут мировые Весы.

25.06.2007г.


                 *  *  *
                                 "...вера в чудо, с которой легче жить."
                                 Катрин Денёв.
                                              ------------------
Я столько лет живу без снега, 
Без дружбы нескольких имен...
И есть ли время для разбега,
Коль бег уже заторможен?

И я рассказываю сказки
Всем, кто мне под руку попал.
И есть в них мудрая закваска,
А не картофельный крахмал.

Мы все надеемся на чудо
?
И я от жизни жду чудес.
А если нет – тогда откуда
Вот это небо, море, лес?

Есть чудеса на белом свете,
И мне нетрудно доказать,
Взгляните: это наши дети.
А вот и внуки, им под стать.

19.05.2005г.


               *  *  *
А новый день начни с молитвы.
Благодари за всё, что есть
По обе стороны калитки:
И первый луч, и ближний лес
Прими за благостную весть,
За тёплое дыханье друга
Меж небом и моим плечом,
За то, что лучшие подруги
Тебя встречают калачом,
Прими зигзаги неудачи,
Что неожиданно порой
Способны жизнь переиначить,
Вопрос поставить непростой.
Читай ниспосланный сценарий
Ты со спокойствием души,
Как путешествие в Швейцарию...
А боль свою не вороши.


            *  *  *
Повадился котяра,
И ходит к нам во двор.
Двор – часть земного шара,
Вокруг него – забор.

Через забор –
соседи.
А здесь растут цветы.
Здесь наш с тобой "ган эден"*,
А зодчий – это ты.

Здесь я люблю с друзьями
Болтать о том, о сём...
И облака над нами.
А кот здесь ни при чём.

*
ган эденрай (ивр.)/

 

пятница, 3 февраля 2012 г.

Два стихотворения Люси Геник


Если б я была другой,
Обняла б тебя за плечи:
 – Не печалься, время лечит!
Не печалься, дорогой!..
Ты же славный, ты – незлой,
У тебя душа живая,
Только – стонет, завывая,
Недовольная собой!..

Если б я другой была,
Увлекла б на побережье...
Там, в тиши, светло и нежно,
Рифмами б обволокла...
Закружила б, обвила
Недосказанностью смелой...
Получила б, что хотела,
Если б я – другой была...

Прибрала б тебя к рукам,
Пела б песни под гитару...
А потом – в круиз, на пару,
К итальянским берегам!...
Если б я – была другой,
Всё б сбылось,подобно чуду...
Только я другой не буду,
Ты – не бойся, дорогой!
----------

К Международному Дню объятий.

Давно ли, недавно, некстати ли, кстати,
Сказала я как – то: Не надо объятий!...
Наполнено смыслом, как ночи желанье:
Не надо объятий! Лишь  –  взглядов касанье!...
...О, как я лукавлю:"объятий не надо"!
О, как я лукавлю: "достаточно взгляда"!
А взгляда  –  так мало, так мало  –  до боли...
Ну, дай обниму, обниму тебя,что ли...

О, я обниму тебя – и онемею!
И носом по – детски уткнусь тебе в шею!
Руками твоими окутана нежно,
Вздохну безоглядно, вздохну безмятежно!
не верь мне, когда говорю я, что хватит
Звонка телефона, и  –  не до объятий...
О, как я лукавлю: Объятия – сила!
Шальная метель, что меня закружила!
И сжала, и смяла, и воздух вдохнула!
И снежной лавиной на миг захлестнула!
А может быть, жаром песков от хамсина...
 – Ну как без объятий? Объятия – сила!
Манто соболиным,иль шарфиком узким,
Испанскою шалью, платком оренбургским,
На плечи, на шею,на душу  –  так кстати! –
Накинь ураган своих нежных объятий!!!