понедельник, 23 января 2012 г.

Содержание блога на 24.01.12.


Вл. Липовецкий. Жизнь как приключение. Начало романа.

Дмитрий Аркадин. Нечистая сила и эмиграция. Пьеса.

Борис Рубежов. Несколько стихотворений

Стихи Марины Старчевской-Ройтман

Алла Липницкая читает свои стихи

Михаил Ландбург. Проза

Константин Кикоин Подборка стихотворений.

Роман Камбург. Проза.

Интересное в сети: Голоштанник и его семья

Наум Басовский. ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ. Стихи.

Творческий вечер ришонского писателя Ефима Гольбрайха. Объявление

Вл. Липовецкий. Жизнь как приключение



автобиографический
приключенческий
роман


Посвящаю своему отцу - рядовому солдату
Второй мировой войны.

============


- И не страшно тебе восходить на корабль?
Ведь столько людей погибло при кораблекрушении!
- А тебе не страшно ложиться в постель? В
постели умерло ещё больше людей.
Таков ответ моряка.
Дьюла Ийеш

Безопасные корабли – это корабли, вытащенные
на берег.
Анахарсис


Предисловие

1
Года два тому назад я был приглашён на творческий вечер поэта Евгения Евтушенко. Я уже стоял за порогом, внизу меня ждало такси, как вдруг вспомнил об одной книге и вернулся, чтобы взять её. Это был сборник поэта, изданный в Америке четверть века тому назад и подаренный мне, когда я находился в Сиэтле. Название книги (надеюсь, я правильно перевёл его) - «Падающие яблоки». Особенность сборника в том, что русский оригинал в нём сочетается с параллельным переводом на английский. Знает ли поэт об этом издании? - невольно подумал я.
Вечер прошёл блестяще. Публика как на подбор: писатели, журналисты, художники, учителя, студенты и даже дипломаты - вечер проходил в одном из российских посольских зданий в Тель-Авиве. Вопросы столь же разнообразные, как и неожиданные. И поэт, находясь «в ударе», отвечал искренне и темпераментно – точно так же, как перед этим читал свои стихи. В Израиле к Евгению Евтушенко особая любовь. Причиной тому, конечно, «Бабий Яр». Было даже мнение, представить поэта к Нобелевской премии.
После вечера я присоединился к очереди за автографом. Был у меня и другой интерес - как отнесётся поэт к этому редкому изданию, которое я держу в руке? Ведь именно его я готовился вручить для автографа. Известно ли оно ему? Взяв в руки книгу, Евтушенко явно не спешил с автографом. Он стал её листать и рассматривать.
- Откуда она у вас?
Я рассказал, как книга попала ко мне.
- Она у вас много лет. А вот я, автор, вижу её впервые. Это единственное из многочисленных изданий стихов, которое отсутствует на моей полке. Книгу мне в своё время выслали, но она почему-то не дошла. Знаете, обычная история с советской почтой, когда бандероль из-за рубежа. Не возражаете, если я взамен подпишу вам другую книгу?
- Конечно, Евгений Александрович.
- Что вы предпочли бы - поэзию или прозу?
- С вашей прозой я знаком только по газетам и журналам.
Он взял со стола том, настоящий кирпич ( к тому же и коричневого цвета), неизмеримо больший, чем все остальные книги, лежавшие рядом. На обложке я увидел фотографию поэта и название книги - «Шестидесятник». Неожиданно автор её наклонился и сказал, как мне показалось, доверительно:
- Знаете, я долго размышлял, как определить эту книгу и, наконец, придумал - «биографический приключенческий роман». Можно сказать, придумал новый литературный жанр. Первооткрыватель, одним словом.
Он быстро написал несколько строчек. Отойдя в сторону, я прочёл: « Владимиру Липовецкому - человеку, сделавшему мне неоценимый подарок».
Но и мне Евтушенко, сам не предполагая, тоже сделал тогда подарок. Не только том прозы. Приступая сейчас к написанию собственной книги, я тоже запнулся с определением жанра. И тут вспомнил слова поэта и решил, что, пожалуй, и мой замысел, соответствует тогдашнему его определению - биографический приключенческий роман. Невольный плагиат.

2
Евтушенко побывал почти в ста странах. С ним невозможно соперничать даже мне, бывшему моряку, посетившему многие порты на всех шести континентах, побывавшему даже в Антарктиде. За моей спиной немало путешествий и приключений, в том числе, и сухопутных. Известно, Советский Союз занимал шестую часть суши и почти на всём своём пространстве был открыт. А я не сидел на месте. Даже когда был ребёнком.
И вот о чём я подумал. Прежде, чем рассказать о моей последней поездке, из которой вернулся всего неделю назад (о ней и будет мой главный рассказ), постараюсь припомнить свои прежние путешествия. Выберу одно или два и расскажу о них вкратце. Для затравки.
Одно случилось в далёком отрочестве, когда мне шёл двенадцатый год. Другое - уже в зрелом возрасте, накануне моего сорокалетия.

Итак:

ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вторая мировая война, как известно, закончилась весной девятьсот сорок пятого. Вскоре стали возвращаться солдаты. И только наш отец почему-то запоздал с демобилизацией. После школы я бежал домой, надеясь - вот сегодня его непременно увижу. Миновало лето. Наступил новый учебный год. А папы всё нет. Вернулся он только в декабре, накануне Нового Года. Мне в ту пору было девять лет, а брату Феликсу - только шесть.
Все демобилизованные солдаты приезжали с подарками: одежда, обувь, скатерть, красивая посуда или термос - вещь тогда весьма редкая. Отец же привёз с собой несколько десятков часов. И объяснил, часы эти тоже награда - ничуть не меньшая, чем орден или медаль. Служил он в сапёрной части, был ефрейтором. Известно, нет на войне профессии опасней, чем сапёр. Из их взвода к концу войны уцелело лишь несколько человек. Солдат часто представляли к награде, иногда посмертно. Но выше ордена и медали они ценили, когда командир батальона приглашал к себе в землянку. В углу стоял ящик из-под мин. А в нём сотни трофейных часов, снятых с немецких военнопленных. Майор говорил, часы эти в плену немцам не понадобятся. Теперь для них пойдёт другой отсчёт времени - не часы и минуты, а месяцы и годы. Так что им скорее понадобится календарь.
Отличившемуся солдату комбат предлагал снять шапку и щедро, зачёрпывая пригоршнями, наполнял её доверху часами.
Часов (отец их почему-то называл хронометрами) он привёз многие десятки, и по их числу можно было судить, что был он храбрым воином. И мы с братом по праву гордились им. Часы были разными. Попадались карманные, с защёлкивающейся крышкой и музыкальные, с курантом. Даже сегодня такие часы редкость.
В наших домашних играх они занимали главное место. До сих пор удивляюсь, как это ни один из нас не стал часовым мастером.
Сапёры - мастера на всё. И в разрушенном нашем городке отец находил себе всегда работу. Деньги в ту пору мало что значили, и с ним расплачивались продуктами. Но наступил 1947 год - самый трудный послевоенный год. Наша семья стала голодать. Отцу невмоготу было видеть, как дети и жена сидят без хлеба, а чай пьют без сахара. Он мучительно искал выхода.
Солдаты самые находчивые люди. Однажды отец, придя домой уже затемно, о чём-то долго совещался с мамой. А на следующий день родители объявили мне и Феликсу, что мы покидаем Украину и уезжаем на Дальний Восток, где нужны работники. Там отец, мастер на все руки, найдёт себе дело. А главное, на востоке много рыбы и нет голода.
К этому времени наша семья пополнилась. Послевоенное время было очень урожайным на детишек. И у нас появился ещё один брат - Михаил. Маму очень беспокоило, как перенесёт малыш дорогу. Нас предупредили, ехать будем не только долго, но и без каких бы то ни было удобств - не в пассажирских, а в товарных вагонах.
Путь и в самом деле оказался трудным. Особый состав, где кроме нас ещё сотни людей отважились отправиться в противоположный конец страны, чуть ли не к Тихому океану, чтобы переменить свою судьбу.
Мы больше стояли, чем двигались. За кипятком бежали к паровозу. Разжигали костры, чтобы испечь картошку, сварить чечевичную похлёбку. Излишне говорить, сколько хлопот и тревог вынесла наша мама, опекая нашего годовалого братишку. Но добрались мы благополучно, и встретили нас хорошо. В этих малолюдных местах были рады любому человеку, каждой паре рук. Отцу неожиданно предложили заведовать хозяйством детского дома, а маме - должность воспитателя в детском саду.
Люди не испытывали здесь недостатка в продовольствии. Как и обещали, рыбы было вдоволь. Рядом, сплетаясь между собой, как женские косы, протекали сразу две горных реки, и мы обзавелись рыболовными снастями, добившись в этом новом для нас деле( у нас были хорошие учителя) немалых успехов. Не только пополняли домашний стол, но и испытывали немалое удовольствие от самого процесса рыбалки, занятия захватывающего. Но в магазине была и другая рыба, добытая в Тихом океане и привезённая в рефрижераторах. В том числе, незнакомая на Украине плоская камбала и ярко-красная под десять килограмм чавыча. К тому же на магазинных полках стояли пирамиды разнообразных консервов, в том числе икра и крабы – необыкновенное лакомство. И всё это стало доступным, потому что родителям стали платить деньги.
Нас занимала не только рыбалка. В двух шагах от дома находился девственный лес, который здесь называли новым для нас словом - тайга. Не только ягода и грибы, но и дичь - мясо оленей, лосей и даже медведей, к слову говоря, мясо очень вкусное. Ну, кто бы мог подумать, что медведь, знакомый нам только по сказкам, может служить ещё и пищей - вкус медвежьих котлет - помню по сей день. Всё шло хорошо, как и ожидалось. Но стал прихварывать наш младший брат. Он чахнул прямо на глазах, не прибавляя в весе, хотя и получал всё необходимое, даже молоко. Местные врачи не могли поставить диагноз. Мама отвезла Михаила в Хабаровск, краевой центр, который находился от нас в двухстах километрах, чтобы показать профессору-педиатру. Его диагноз был неожиданным. Малышу противопоказан местный сырой климат. Надо немедленно возвращаться на Украину, в то место, где он родился. Вердикт маститого врача был окончательным.
Помню, в каком смятении были родители. Отец подал заявление об увольнении с работы. Но близилась зима, в тех местах она суровая. А он был занят строительством спального корпуса, который следовало сдать к первым холодам. И ему отказали в увольнении. Мама заявила, в таком случае, она уезжает одна. Ведь речь идёт о спасении сына.
Помню, с каким трудом согласился на это отец, вчерашний солдат, которому не раз приходилось принимать трудные решения, когда речь шла о жизни и смерти. Но взрослых мужчин, а не ребёнка, который только недавно сделал свои первые шаги. Они могут стать и последними. Следовало принять и другое решение - как быть с двумя другими детьми. Взвесив все обстоятельства, родители решили, что мне и Феликсу следует быть рядом с матерью, чтобы помогать и поддерживать её в дороге. Мне в ту пору уже исполнилось одиннадцать, а среднему брату на три года меньше. Двое маленьких мужчин, которым предстояло нелёгкое испытание, особенно мне, как старшему.
Я не стану рассказывать ( хотя и собирался это сделать вначале), о долгом пути - молодой женщины с тремя сыновьями, один из которых был смертельно болен, через всю Сибирь в Москву, а затем и дальше - из российской столицы на юг Украины. Денег было мало. Хлеба хватило на первые три дня. Хорошо нас надоумили взять с собой как можно больше консервов. Ими мы кормились, они же были и товаром для продажи и откупа от жадных проводников и начальника поезда, которые несколько раз пытались нас высадить, ссылаясь на болезнь брата. Время было безжалостное . Человеческая жизнь стоила тогда немного. Помню, карету скорой медицинской помощи на платформе одной из станций, кажется, Новосибирска, и людей с носилками. Они уже входили в вагонную дверь. И как это мне удалось их отговорить, чтобы не высаживали нас? Каким же красноречием должен был обладать мальчишка, чтобы убедить в этом взрослых! Но думаю, больше подействовали не мои слова, а несколько банок крабов, которыми я откупился. Взятка в России, даже в то время, была делом привычным. Но не однажды мне приходилось полагаться на милосердие и человеческую жалость, когда я просил милостыню, стоя на перроне, или у входа в вокзал рядом с инвалидами - безногими и безрукими фронтовиками. Бывало, они делились со мной своим подаянием, узнав, что моему умирающему брату необходимо лекарство и молоко.
Всё закончилось хорошо. Мы добрались до места. Маленький брат пошёл на поправку и был спасён. Ему сегодня за шестьдесят, имеет трёх внуков. Конечно, о тех событиях он, слава Богу, не помнит, знает только по моим рассказам.
Мы дождались отца. Он приехал через полгода. Жизнь была по-прежнему трудной, но сносной, потому что мы находились вместе.
Постепенно всё забылось, и только уже седая мама время от времени обнимала меня, и вместе мы вспоминали то страшное и непредсказуемое путешествие. От станции до станции. Хорошо, что их в Сибири немного.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ

Раз в четыре года заседает международный Тихоокеанский конгресс. Собираются страны (а таких несколько десятков), чьи фасады выходят на Великий океан, чтобы поговорить о своих проблемах - экология, мореплавание, границы, квота на вылов рыбы и тому подобное, в том числе, и культурная программа с непременным показом документальных фильмов.
Очень серьёзный референдум, где сталкиваются политические, экономические, национальные интересы.
Каждый раз Конгресс проходит в другой стране. Строгая очерёдность, чтобы никому не было обидно. Но одно из непременных условий - из окна, где проходит заседание, должно быть видно море.
Настал черёд России. Конечно, наиболее удачное место – Владивосток, самый большой советский порт на Тихом океане. Да вот беда, точнее, препятствие – Владивосток закрытый город, там находится штаб Тихоокеанского флота, стоят военные суда, следовательно, въезд иностранцам запрещён. А ведь ожидался наплыв не только учёных, но и сотен журналистов, а они, как известно, народ особенно дотошный.
В Москве стали думать-гадать, как быть. И решили предложить провести Конгресс в другом дальневосточном городе - Хабаровске. Он не стоит на океанском побережье, но находится на берегу Амура, одной из самых полноводных азиатских рек, которая пополняет собой воды Тихого океана, значит, связана с ним. По величине Хабаровск не уступает Владивостоку, и в городе находится несколько научных центров.
Конгресс в Хабаровске состоялся. А спустя четыре года, новое заседание было намечено в Гонолулу. Туда следовало послать и советскую делегацию. И по сложившейся традиции, её должны представлять жители того города, где состоялся предыдущий конгресс, то есть Хабаровска. Хабаровска, а не Владивостока. И это очень задело самолюбие патриотов закрытого портового города. В состав делегации включили всего двух человек - Павла Минакера, известного экономиста . Он и сегодня возглавляет Дальневосточный академический институт. Я тоже вошёл в состав делегации. Мне предстояло показать участникам конгресса один из своих фильмов. Наконец получено официальное приглашение, а вот заказанные авиабилеты из Гонолулу всё не приходят. На наши запросы Владивосток отвечал: - Билетов пока нет. Прибудут - сразу сообщим.
Времени оставалось всё меньше, а новостей никаких.
Почти в каждой стране есть города-соперники. В России это Москва и Санкт-Петербург. В Канаде - Торонто и Монреаль. В Средней Азии - Бухара и Самарканд. в Англии - Оксфорд и Кембридж, в Австралии - Сидней и Мельбурн. Само собой разумеется, Хабаровск и Владивосток входят в их число. Это ревнивое чувство и заставило чиновников Владивостока попридержать наши проездные документы, положив их в дальний ящик стола. Сообщили слишком поздно, когда Тихоокеанский Конгресс на Гавайях должен уже открыться.
Неожиданно мне позвонил академик Минакер и сообщил, он получил другое приглашение - в Стокгольм. Это совещание в Скандинавии для него куда важнее, и он отказывается от поездки в Гонолулу. Так что лететь мне придётся одному.
На следующий день я вышёл из дому налегке с одним портфелем в руке. Фильм в Гонолулу был отправлен заранее. От моего дома в хабаровский аэропорт полчаса езды на такси. Ещё час лететь в Ниигату - единственный город на западном побережье Японии, связанный с Хабаровском воздушным сообщением. Далее пересадка в новый самолёт, уже внутренней японской авиалинии, чтобы попасть - в другой аэропорт - Нарита, что рядом с Токио. Затем длительный перелёт на Гавайский архипелаг.
Не думаю, что японские авиалинии нуждаются в рекламе, но это десятичасовое воздушное путешествие не показалось мне утомительным в отличие от других длительных полётов, например, из Нью-Йорка в Европу. Японские стюардессы отличаются искренним вниманием к каждому пассажиру, которое, как мне кажется, свойственны только девушкам этого островного государства. Наблюдать за их работой, их движениями - истинное удовольствие. Если на других авиалиниях вам предлагают в лучшем случае с двойным меню, то здесь я столкнулся с неожиданным затруднением - вариантов было семь. И столько же сортов пива, которое, признаться, я очень люблю.
В Гонолулу меня встретила Ирина Урбан. Вежливая, но официальная и холодная. Вскоре я понял причину её отстранённости.
- Почему вы прилетели так поздно? – спросила она.
- Что значит поздно? Мне кажется, в самое время. Конгресс открывается завтра. Разве что-то случилось?
- Случилось… Случилось…Конгресс начался, а, следовательно, и закончился на два дня раньше, чем намечалось. Мы об этом заблаговременно сообщили во Владивосток. Вчера было последнее заседание. Ваш фильм показали. Ему аплодировали. Ему, а не вам. Было много вопросов к автору сценария. А отвечать на них некому.
Я стоял ошеломлённый, пытался объяснить, виной всему чиновники Владивостока. Но Ирина меня не понимала. Она только сказала, что ни одна из десятков делегаций, не поступила подобным образом, все прилетели вовремя и даже загодя.
Потом не раз мне приходилось оправдываться за других, будучи непричастным к тому или иному делу и испытывая стыд за своих соотечественников. Например, на Аляске один тамошний бизнесмен, узнав, что я из России, обратился ко мне с таким вопросом. Уже три месяца как он отправил на Камчатку контейнеры с товаром. Контейнеры спущены на берег и выгружены. Он это точно знает. А те, кто получил товар, молчат, не отвечая на запросы. Единственное, что я мог ответить - у меня есть знакомые в Петропавловске- Камчатском, и я попрошу разобраться.
- Что же мне делать? – спросил я смотревшую на меня с нескрываемой укоризной Ирину.
- Возможны два решения. Уж если вы в Гонолулу, оставайтесь, отдохните несколько дней. Но должна предупредить, гостиницы здесь очень дорогие.
- А другой вариант?
- Я переоформлю ваш авиабилет, и уже завтра вы можете улететь назад, вернуться домой.
- Второй вариант меня больше устраивает, - сказал я, не раздумывая, когда узнал, какова стоимость ночлега в одном из высотных зданий, которые выстроились в ряд вдоль улицы, где происходил наш разговор. Увы, в моём кошельке денег не хватило бы даже на то, чтобы снять гостиничный номер хотя бы на сутки. В то время советское правительство не очень - то было щедрым на валюту. Экономия и скромность - эти два правила касались всех, кто уезжал за рубеж, разумеется, кроме высоких партийных чиновников. В хабаровском банке мне поменяли очень небольшую сумму, достаточную разве для подростка, который собрался в кино. Вот почему актёры, циркачи, учёные, отправляясь в Европу, брали с собой колбасу твёрдого копчения, консервы, сахар, сухое печенье, чайную заварку, растворимые концентраты и тому подобное. Прихватывали даже кипятильник - хорошо знакомое изобретение советских времён. Было стыдно и неловко. Но куда денешься! Профессор Маслов, мой добрый знакомый и крупнейший в мире специалист по кровососущим насекомым, вернувшись из Рима, рассказал, что ему очень хотелось купить бутылку итальянского вина. Чтобы сэкономить лиры, он шёл из гостиницы к месту, где проходил научный конгресс, пешком. Несколько километров, к тому же в жару - совсем нелегко для пожилого человека, которому уже за семьдесят.
- А теперь куда? - спросил я Ирину, ожидавшую моего решения. Она, конечно, не подозревает, перед какой мучительной дилеммой поставила меня.
- На эту ночь мы сняли для вас номер в гостинице христианской молодежи.
- Но я не христианин и тем более не молодёжь.
- Не волнуйтесь, Владимир. Гостиница недорогая, но вполне приличная. Место уже оплачено, в том числе, и лёгкий ужин. То, что вы найдёте в холодильнике, тоже ваше. При гостинице открытый бассейн. Наслаждайтесь жизнью, пока вы здесь. Об остальном поговорим чуть позже.
Уже в гостинице мы договорились, Ирина позаботится о моём обратном билете. А утром, я должен проснуться с восходом солнца. Она мне пожелала спокойной ночи. Но я долго не мог уснуть. Когда летел на Гавайи, настроение было куда лучше нынешнего.
Но прежде, чем лечь в постель, я поужинал. Еду принесли в номер. Точнее, не принесли, а вкатили столик. Мне очень понравилось ассорти из фруктов, которые я никогда прежде не пробовал, даже не знал, как они называются - эти сочные ломтики. Затем целый час провёл в бассейне. Я подумал, что все другие постояльцы гостиницы, предпочли полутёмному бассейну, где я в этот поздний час находился один, знаменитый пляж Вайкики, о котором я наслышан, но уже не успею там побывать.
Разбудило меня не солнце, а дразнящий запах из полуоткрытого окна. Я вышёл из гостиницы и пошёл на этот волшебный запах, принюхиваясь, как проголодавшийся кот. Запах привёл меня к пекарне, что нахпдилась через дорогу. Там в небольшой фургон загружали багет. Человек, занимавшийся погрузкой, видимо, по глазам моим понял, что привело меня сюда в такую рань не аппростое любопытство и, сделав несколько шагов навстречу, протянул тонкую и длинную булку. Я опустил руку в карман, чтобы достать деньги. Но он отрицательно покачал головой. И я сразу погрузил зубы в тёплую мякоть с обворожительным вкусом. Багет был с хрустящей корочкой, сверху припудрен мукой и потому казался ещё более соблазнительным. Я ел жадно, без стеснения, и, как мне кажется, даже мурлыкал от удовольствия.
Справившись с багетом, подумал, чтобы окончательно проснуться, мне следует искупаться. Вернувшись в гостиницу, я окунулся в бассейн и, проплыв из конца в конец несколько раз, поднялся на свой этаж. В маленьком холодильнике нашёл бутылочку пепси-колы и с не меньшим наслаждением, чем до этого расправился с почти невесомой булкой, выпил светло- коричневую в меру прохладную жидкость. И вспомнил слова Ирины, встретившей меня женщины, кроме которой не знал пока никого на этом райском острове:
- Наслаждайтесь жизнью!
Одним словом, день для меня начался хорошо.
Просмотрев свои бумаги и фотографии, я стал ждать Ирину. Она открыла дверь так тихо, что услышав её голос, я невольно вздрогнул.
- Вы уже готовы? - она внимательно посмотрела на меня. - Не расстраивайтесь. Я уверена, вы ещё к нам прилетите. Билеты уже заказаны. Через полтора часа вылёт. Кофе будем пить не здесь, а на открытом воздухе, в аэропорту.
Столик, за которым мы разместились, стоял у самого края небольшого открытого водоёма. Там плавали сотни тропических рыб, столь же разнообразных, как фруктовый салат, которым я лакомился накануне в гостинице - необыкновенно пёстрых. Они находились так близко к поверхности бассейна, что их золотистые, серебристые, лиловые спины и бока легко доставало солнце. Эта подводная радуга, неожиданное сочетание красок напомнили мне калейдоскоп, чью переменчивую игру я так любил наблюдать в детстве. Пока моя спутница допивала свой кофе, я не отрывал глаз от рыбной стаи, так что на некоторое время даже забыл, где я.
- Все эти существа, - сказала Ирина, бросив в воду горсточку крошек, оставшихся от яблочного пирога, - напоминают мне многочисленных гостей нашего Гонолулу, столь же ярко одетых и до крайности беспечных. Вы чуть не пополнили их число.
Я не знал, что сказать в ответ. А если бы ответил, то сказал, что человек иногда нуждается в празднике. Это такой же витамин, придающий нам, если не физическое, то душевное здоровье, что не менее важно. Но мне уж точно не удастся окунуться в эту атмосферу беспечности и ничегонеделания. Теперь я уже вглядывался не в глубину округлого бассейна, а в небо, где мне вскоре предстоит снова очутиться
Над нашей головой почти без перерыва планировали самолёты. Казалось, это от их гула, а не от лёгкого ветерка рябит поверхность бассейна, где резвятся жирные от дармового корма рыбы.
- Извините, - неожиданно сказала Ирина, - что не слышите от меня слов сочувствия. Мы с вами оба из России и хорошо понимаем, каково там. Со времён Салтыкова-Щедрина, я хорошо помню его сатирические сказки, российский чиновник не стал менее циничным и жадным. Советская демагогия только прибавила ему уверенности в своей безнаказанности. Со мной в своё время тоже обошлись бесцеремонно и несправедливо. Вот почему я не вернулась домой и предпочла остаться здесь. Сначала Бостон, а уже потом Гонолулу.
- Ну что ж … Пора! - сказала Ирина, посмотрев на часы. - Удачи вам!
Пожелание было вполне искренним. Но увы, удача мне в этот день не сопутствовала.
Снова десять часов в воздухе. И снова японские девушки, уже другие, но такие же милые и заботливые.
Приземлились мы почему-то не в Токио, а в Осака.
Прекрасная погода, ничуть не хуже, чем на Гавайях. Пока мы летели, я успел примириться с постигшей меня неудачей. И сейчас чувствовал себя раскованно и свободно, ещё и потому, что не был отягощён никаким грузом. В руках моих был всё тот же изящный итальянский портфель. Значит, не придётся ничего предъявлять таможне, Но прежде следует пройти пограничный контроль. Здесь - то меня и подстерегала главная неожиданность моего обратного путешествия.
Пограничник, полистав паспорт, бросил на меня быстрый, но пытливый взгляд, и оставил своё место, дав понять, чтобы я оставался на месте. Вернулся он с двумя полицейскими, которые не особенно церемонясь ( японцы могут быть и такими), взяли меня под руки и повели не по тому проходу, по которому шли счастливые пассажиры, с которыми ещё совсем недавно я сидел рядом в мягком кресле. Меня повели в противоположную сторону, узкий и извилистый коридор, пока мы не уткнулись в железную дверь.
Полицейский с кем-то коротко перемолвился. Дверь со скрежетом отворилась, меня легко подтолкнули в спину, и я не понял сразу, что со мной, где оказался. Привыкнув к полутьме, я увидел, что стою в комнате, где вместо стен железные решётки, от пола до потолка. Кроме того, я в окружении людей, совсем не похожих на тех, с кем недавно общался. Совсем другие лица и одежда.
Если вам приходилось когда- либо попасть из яркого и открытого пространства в подвал или подземелье, то вы поймёте состояние оцепенения, которое заставило меня сжаться от неожиданности и необъяснимости происшедшего. Где я и кто это бесцеремонно прикасается ко мне? Я прижал к себе портфель, где находился сценарий моего нового фильма. Наверно тем, кто окружал меня, хотелось рассмотреть нового человека, потому что под потолком зажглась ещё одна лампочка. Тусклый свет стал чуть ярче. Мы рассматривали друг друга с любопытством. Похоже, я был среди них единственным европейцем. Сплошь чёрные и смуглые лица , показавшиеся мне плутоватыми. И это меня насторожило. Они продолжали бесцеремонно прикасаться к моим карманам, возможно, надеясь нащупать там пачку сигарет. Или деньги. Но ни того, ни другого не было. Узнав, что я не курящий, они, это я понял по их лицам, потеряли интерес ко мне. Огорчился и я. Мне хотелось чем-нибудь задобрить этих людей, - нынешнее моё состояние или даже безопасность всецело в их руках. Я быстро понял, что беззащитен.
Разумеется, подумал я, сами то они хорошо знают, почему находятся здесь, почему оказались за решёткой. У каждого наверняка своя история. Я же по-прежнему пребывал в недоумении и надеялся, что мне разъяснят моё положение. Почему я задержан или даже арестован? Это несомненно досадная ошибка. Не прошло и десяти минут, как я в этой стране и никак не мог совершить ничего противоправного. Молодой чернокожий парень, видимо, понял моё состояние лучше других. Он сказал, за решетку меня отправили пограничники, следовательно, я нарушил какое- то правило пересечения границы. Возможно, виза не в порядке или в паспорте не та запись. Но на сей счёт я был совершенно спокоен. Мои документы находились в руках Ирины, а она, я в этом был уверен, человек опытный и не может допустить ошибки.
Уж не припомню, как долго сидел я в углу с портфелем на коленях. Так человек, оказавшись перед лицом стихии, держится за спасательный жилет, надеясь выплыть. Нас вызывали по очереди. Наконец, я услышал своё имя. Меня расспрашивал молодой человек, представившийся студентом. Он объяснил, что изучает русский язык в местном университете, а в аэропорту проходит практику. Я первый русский, с которым он встречается. От него-то я, наконец, узнал, в чём состоит моя невольная вина.
Оказалось, в Японии есть особое правило. Если вы пересекаете территорию этой страны без намерения в ней задержаться, то это следует сделать лишь в единственном месте - аэропорту Нарита, близ Токио. Так оно и было, когда ещё вчера (так недавно!), будучи транзитным пассажиром, я был на пути из Хабаровска в Гонолулу. Ирина, видимо не знала этого. И когда ей предложили ближайший рейс, не раздумывая согласилась, не придав особого значения тому, что самолёт приземлится в Осака. В Осака, а не в Нарита, как следовало бы согласно правилам транзита.
- Что же делать? - спросил я студента. Точно такой же вопрос я недавно задал Ирине, прилетев в Гонолулу. Увы, в последнее время я оказался несостоятелен в своих действиях и зависел от чужой воли.
- Нужно найти гражданина Японии, с кем вы знакомы и который поручился бы за вас. Хорошо, если это будет житель Осака, что значительно ускорило бы дело.
Молодой практикант смотрел на меня, ожидая, что я отвечу.
Что я мог ответить? На нашей планете несколько миллиардов землян, сотни стран и тысячи городов. Не может же в любой точке, где тебя застигла беда, найтись порученец. Студент сочувственно покачал головой, и мы расстались.
Я вернулся в своё решётчатое убежище и предался горьким рассуждениям. Обстановка вокруг действовала удручающе. Я оказался в заключении, да к тому же в мало знакомой стране, со своими правилами и не знаю, что предпринять. Не с кем посоветоваться. Но ведь должен быть какой - то выход. Внезапно я вспомнил японку, с которой однажды познакомился. Случайное знакомство на одной из хабаровских улиц больше года назад. Я шёл в магазин, а она сопровождала группу пожилых туристов. - Как пройти в краеведческий музей? - спросила она меня, представившись гидом. Я объяснил. А она, поблагодарив, протянула визитную карточку. Но ведь в моём портфеле есть пластмассовая коробочка с визитками. Возможно, там есть и та, которая мне так сейчас необходима . Слава Богу, нашёл. Её имя Чизуко и, что уж совсем невероятно, указан осакский адрес. Я даже вспомнил, что вручая мне визитную карточку, она назвала свой город «восточной Венецией», так как в нём тоже много каналов.
Я стал стучаться в дверь, стал просить, чтобы ко мне вернули студента. Настала его очередь удивляться. Оказывается, он знаком с Чизуко, потому что оба они изучают русский язык. А таких людей в Осака не так уж много И в который раз я подумал, чудеса и совпадения не только украшают нашу земную жизнь, но и заставляют верить, что кто-то свыше направляет эту самую не всегда предсказуемую жизнь.
Всё дальнейшее перескажу вкратце. Не прошло и часа, как мы встретились с Чизуко Канамори ( таково её полное имя). Легко представить её удивление. Но поручиться и освободить меня из заключения оказалось половиной дела. Следовало ещё отправить недавнего арестанта в Токио, позаботиться о ночлеге, а утром, кто-то должен проводить меня из токийской гостиницы на железнодорожный вокзал, чтобы посадить в поезд-экспресс, идущий в Ниигату, где я должен успеть к самолёту в Хабаровск.
Весь этот сложный перечень дел с помощью обыкновенного телефона был блестяще организован этой маленькой и хрупкой женщиной, с которой я едва был знаком и которую вырвал из домашнего очага в это довольно позднее время, к тому же в воскресный вечер. Думаю излишне говорить, почему я так уважаю и люблю японцев ( несмотря на то, что они меня на несколько часов упекли за решётку). И вот почему случившееся недавно на восточном побережье этой страны цунами и катастрофа с ядерным реактором воспринял как личную трагедию.
На следующее день после долгих мытарств я прилетел в Хабаровск.
По дороге домой, сидя в такси, я рассуждал, что же со мной произошло за такой короткий срок - последние два дня? Итак, позавчера, покинув свой дом, я прилетел в Японию. Из Ниигата прибыл в Токио. Из Токио в Гонолулу. Там переночевал в гостинице. На следующее утро успел съесть превкусный багет и искупаться в бассейне. Затем десятичасовой обратный перелет из Гонолулу уже в Осака и ещё несколько томительных часов пребывания в японской камере предварительного заключения. Далее автобус из Осака в Токио. Короткая ночь в столичной гостинице. Два часа езды на поезде-пуля с восточного побережья на западное, в Ниигату. Недолгий перелет из Ниигаты(чуть не опоздал к самолёту) в Хабаровск. И наконец, эти последние тридцать минут в такси из хабаровского аэропорта к моему дому. Всё путешествие через всю планету к далёкому архипелагу и обратно заняло чуть больше двух дней.
Когда позвонил в дверь, мне открыла жена.
- Ты не был на Гавайях? - спросила она.
- Как это не был! - возмутился я. - Даже переночевал там.
Прошло немало лет, но жена и по сей день не верит моим рассказам
Может мне это приснилось?

Дмитрий Аркадин. Нечистая сила и эмиграция. Пьеса-сказка



Н Е Ч И С Т А Я С И Л А
И
ЭМИГРАЦИЯ

СОВРЕМЕННАЯ ПЬЕСА – СКАЗКА
В ЧЕТЫРЁХ СЦЕНАХ.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Автор
Кащей Бессмертный
Змей Горыныч
Баба Яга
Банщик Степаныч
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
ОНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ СТАРУЮ ЛАДНО СРУБЛЕННУЮ ДЕРЕВЕНСКУЮ БАНЮ.ТОЧНЕЙ ЕЁ ПРЕДБАННИК,РАЗДЕВАЛКУ ТО ЕСТЬ. НА ШИРОКОЙ ЛАВКЕ, ОТПОЛИРОВАННОЙ БЕСЧИСЛЕННЫМ КОЛЛИЧЕСТВОМ ЗАДНИЦ, СИДИТ ШЕВЕЛЯ ПАЛЬЦАМИ НОГ, КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. СИДИТ,ЗАВЕРНУВШИСБ С НОГ ДО ГОЛОВЫ В ПРОСТЫНЮ,СЛОВНО В БЕЛЫЙ САВАН.
НА АВАНСЦЕНУ ВЫХОДИТ АВТОР:
-В одном непримечательном селе, Березовка, что в Вологодской области, на самом его краю, стояла очень старая, ладно срубленная шикарная баня. Как-то зимним февральским днем, когда народ туда не очень ломится, ближе к вечеру слеталась в баньку нечистая сила. Помыться чтоб, попариться, а заодно и за жизнь поговорить. Первым с превеликим трудом, оставляя рваный, неровный лыжный след между глубокими сугробами, добрался Кащей Бессмертный. Друзей своих он пока еще не разглядел, а потому, раздевшись до трусов, сидел в раздевалке. Сидел на широкой лавке, отполированной бессчетным количеством голых задниц. Отдыхал, блаженствовал. Шевелил пальцами ног. Два больших пальца и мизинец левой были сильно натерты узким лыжным креплением. Ноги и без того у него были больные. Собственно, как и все остальное. Старик с нетерпением ждал друзей. Беспрестанно бросал взгляды с настенных часов на покрасневшие пальцы. Тусовка должна была состояться в 20.00. А стрелки перевалили уже за половину девятого. «Может, не терять времени, – мелькнула у него мысль. Может, пойти пока в парилку попариться?».
АВТОР УХОДИТ.
Кащей Бессмертный зовёт:
 Степаныч! Слышь, Степаныч! Выгляни на секунду!
Дверь отворяется. В проеме полное и красное лицо заведующего баней Петра Степаныча.
Петр Степаныч, позванивая в руке связкой ключей: 
 Ну, чего тебе, Коша? Может, пивка принести? Баварское завезли, финское есть.
Кащей Бессмертный:
 Потом пивка. Принеси лучше веничек березовый. В парилку полезу.
Петр Степаныч:
 Нет веничков, дед. Кончились. Была еще позавчера парочка, так и ту недавно исхлестали на себе двое аллигаторов.
Кащей Бессмертный с возмущением переспрашивает:
 Олигархов что ли? Ну, дожили! Чтоб в деревне Березовка не было березовых веников!  При Советской власти такого не случалось! Зато пива у вас теперь импортного хоть залейся!
Петр Степаныч:
 А то ты, Коша, не знаешь! Нынче идешь в баньку – настругай веничек. У нас даже в школу учитель свой кусочек мела тащит, а директор – свой глобус. Сам видел.
Скрывается за дверью. Кащей Бессмертный, недовольно ворча, плотней завернувшись в простыню, направляется в парилку. Смена декораций. Парилка.
ВЫХОДИТ АВТОР:
- Ничего на этот «бардак» не ответил Кащей, а только сноровисто сбросил трусы, и две худющих его бедровых кости мелькнули в полумраке. Минуя душевые, юркнул в парилку. Там, внутри его сразу обволок с ног до головы очень горячий, тяжелый воздух. Такой крутой, что в первое мгновение у Кащея непроизвольно открылся рот. Слюна потекла по острой бороде. Ему даже показалось, что она сейчас закипит! В парилке было так жарко, как у чрева вулкана, который только что взорвался и обдал лицо своим огнедышащим нутром. Повсюду шипела и капала вода, висел густой пар, а над низким потолком, как луна в плотном тумане, едва желтела маленькая лампочка. Воздух круто пах всем тем, чем пахнут подобные деревенские парилки: немножко человечьим потом, немножко запахом дешевого шампуня, немножко просмоленным деревом. И все это вперемежку с острым запахом березовых веников. Тех самых, которых не было в бане.
АВТОР УХОДИТ:
Кащей Бессмертный:
 Ух, ты! Ёшкин свет! Чистый экватор!
Тощим задом нашаривая нижнюю полку, осторожно присаживается на нее:
-Это ж кто так эту джакузи распалил? Тут можно куриные яйца без огня варить в крутую.
Прикрывает шайкой то место, где должны быть свои. Рукой нащупал кран в шершавой, мокрой стене, крутит вентиль. Холодная вода мощной струей бьёт в тазик. Кащей с удовольствием брызгает ею в лицо, плескает на плечи и на впалую грудь. Достаёт изо рта зубы мосты и подставляет под упругую струю.
Кащей Бессмертный вслух:
-Не вижу ни черта. Как бы зубы не потерять. Неровен час посею их здесь, в обстановке плохой видимости.
Голос:
 А ты положи их в стаканчик на окошечко.
Кащей Бессмертный в страхе:
 Кто тут?
Из сплошного марева, как из густого туман появляются три головы Змея Горыныча. Голова та, которая парила слева, неумело перебинтована.
Кащей Бессмертный:
 Змей, это ты, что ли? А я тебя, гада, там, на лавке, сижу дожидаюсь. Сидит, понимаешь, оборотень, и голос не подает! Напугал только. Баба Яга с тобой?
Змей Горыныч удивленно:
 Баба Яга со мной? Да ты что? Это ж парилка мужская. Я ж не эротоман какой-нибудь, не бабник сексуально озабоченный! Давай, не тяни! Поднимайся ко мне! Спинку потереть некому.
Кащей, раздумывая, почесав некоторые места и смахнув с лица пот, нехотя взбирается наверх.
Кащей Бессмертный:
 Только не плещи там ковшиком воды на горячие камни! Не гони волну! И так дышать нечем! Тебе-то что! Даром, что ли, Змей Горыныч! А я хоть и бессмертный, но от этого пекла помру, неровен час.
Замечает, что тот сидит мягким местом на видавшем виды березовом венике. Спрашивает:
 А где это ты веничек достал?
Змей Горыныч улыбаясь:
 Голь на выдумки хитра. Снял у Бабы Яги с помела! Пока она в буфете кофе свое глотала.
Вытащил из-под себя веник и стал его обнюхивать, закатив глаза от аромата.
Кащей Бессмертный:
 А что у тебя с головой?
Змей Горыныч трогая повязку на голове:
-Лучше, старик, не спрашивай. Это я недавно в Москву слетал. Там меня шарахнуло.

Кащей Бессмертный криво улыбаясь:
Опять разборки устраивал с Кунцевской криминальной группировкой? Сферы влияния  поделить не можете?
Змей Горыныч:
 Все гораздо прозаичнее, старик. Ты не поверишь. Это сосулька с Тверской! Рухнула неожиданно мне на голову! Прямо искры из всех глаз! Двумя головами увернулся, в плечи успел их вобрать, а третьей не повезло!
Змей вытянулся на полке, выгибая приятелю спину со следами от недавно снятых банок.
Кащей Бессмертный:
 Сосулька! На голову! Ничего себе! Наверное, сосулька тяжелая попалась? Больно было?
Кащей обмакнул драный веник в тазик и лупит Змея, где ни попадя. Тот одобрительно охает, постанывает, прикрыв руками перевязанную голову.
Змей Горыныч:
 Здоровым, Коша, головам было больней, чем раненой! Понял? Вот так это у нас! Соседнюю боль воспринимаем острее, чем свою собственную. У нечистой силы всегда так – боль ближнего болючей, чем любая другая. Ну, да ладно об этом. Ты лучше спроси: с крыши какого здания сорвалась мне на башку дура ледяная?
Кащей Бессмертный переведя дыхание и осматривая масштаб работы:
 Ну и с какого?
Змей Горыныч:
 С крыши здания Российского комитета по правам человека. Понимаешь, к чему это я? Государственное дело! Старушка одна сердобольная своим платком голову мне перевязала. Говорит, иди за права бейся. Тебя ж не по своей воле так сильно зацепило, а потому имеешь полное право на материальную компенсацию. «И куда только Лужков смотрит? – возмущалась правильная бабушка.- Сосулек развелось – нечистой силе пройти негде!».
Кащей Бессмертный:
 А при чем здесь ты? – Сосулька распространяется только на права человека, а ты не человек. Ты же нечистая сила! Ты даже после бани останешься ею!
Змей Горыныч вздохнул, переворачиваясь на спину:
-Ты прав. Но я в тот момент как-то об этом не думал. Контузия сказывалась. Это только Степаныч нас тут за людей держит. Баньку классную организовывает, попариться пускает.
А в Москве сплошное попрание. Короче, полетел я по этажам ихним права свои искать. В одной приемной девушка меня молодая выслушала, записала все с моих слов. Потом олигарх какой-то вмешался. Сказал, что надо, мол, этого Горыныча проверить. Не воевал ли он на стороне чеченских боевиков? «Что-то сильно рожа его напоминает мне одного ихнего полевого командира», – высказал он опасение. В общем, сказали придти через недельку. А они за это время собирались выяснить, образно говоря, за кого я. За белых или за красных.
Кащей Бессмертный, с иронией :
 Ну и за кого ты?
Змей Горыныч, отхлебнув водички:
 Слушай сюда. Через недельку являюсь. Справочку притаранил от лечащего врача. Доктор научил меня говорить, что страдаю я сильными головными болями, коих ранее не знал никогда. Мало того – испытываю жуткое головокружение при полете, хроническую тошноту и рвоту, когда набираю высоту. Упирай, говорит на то, что вынужден, мол, теперь все время ходить пешком. Но они меня, представляешь, даже слушать не стали. Сказали, ошибочка вышла. Сказали, не в те двери, нелюдь ты этакая, ломишься. Тебе надо в Министерство по чрезвычайным ситуациям. Лети к Сергею Шойгу. Он тебе точно поможет. Это его профиль. Он занимается падающими сосульками, самолетами и домами.
Кащей Бессмертный с возмущение:
 О! Начинается! С больной головы на здоровую.
Змей Горыныч:
-И не говори. Ну, ты же знаешь! Нашего брата так просто не взять! Являюсь снова дня через четыре. Рентгеновские снимки черепочков разных захватил. Тех, что валялись у меня дома еще с Куликова поля. Встречают меня три здоровых амбала, спецназовцы, наверное! В лифт запихали и говорят. «Еще раз, змей зеленый, залетишь к нам – свернем тебе две твои здоровых башки, а третья сама отвалится! Не погань своими глупыми претензиями наш фонд по правам человека! Полетел вон отсюда!». Хотел я дохнуть на их своим огнеметом, да в лифте места мало. Развернуться негде было. Так ни с чем, бесправный, и вылетел.
Кащей Бессмертный:
 Ну, а к Сергею Шойгу собираешся?
Змей Горыныч, спускаясь с полки:
 Нет, не собираюсь– пустая трата времени. Я вот Валерии Новодворской пожалуюсь. Она нравом покруче Бабы Яги. Наша, кстати, заждалась уже нас в буфете. Идем к ней.
СЦЕНА ВТОРАЯ.
НЕЧИСТАЯ СИЛА РАЗОМЛЕВШАЯ, РАСКРАСНЕВШАЯСЯ,
ЗАВЕРНУВШИСЬ В ПРОСТЫНИ СИДЯТ НА ЛАВКЕ.
СНОВА ПОЯВЛЯЕТСЯ АВТОР:
-Вывалилась нечистая сила из парилки разомлевшая, раскрасневшаяся. Хороший заряд бодрости получила.
Степаныч вынес им пару свежих простынок, завернулись они в них, сели на лавку дух перевести да обсохнуть немного.Змей Горыныч хотел стрельнуть у банщика три сигареты «Winston», поскольку три головы хотели покурить, но Степаныч пожадничал, не дал три, а только одну. Недовольный Змей сунул сигаретку в рот травмированной башке, та прикурила от зажигалки банщика и с удовольствием затянулась.
АВТОР УХОДИТ:
Змей Горыныч курит:
 Пропади они пропадом все эти фонды и институты ихние по правам человека! Нет для меня дороже единственного права – права на халявную затяжку.
Кащей Бессмертный многозначительно:
 Понимаю тебя. Чем затяжка больше на шару, тем она, естественно, дороже.
Змей Горыныч давится дымом, страшно кашляет. В этот момент скрипит дверь. В предбаннике появляется Баба Яга.
Баба Яга:
 Не знаю о чем вы тут говорили, а ехать, мужики, надо!
Кащей Бессмертный, высмаркивая нос в простыню, недовольно:
 О, наконец-то «Челленджер» приземлился! Явилась реликвия! Почему ты у нас такая недисциплинированная, вечно опаздываешь?
Баба Яга:
-Ну, потерпи меня, долгожитель ты наш. Очень скоро я от вас улечу.
Змей Горыныч к обращаясь к Кащею:
-Про репатриацию в Израиль намекает. Кто ж тебя туда пустит? Ты же чисто русский персонаж!
Баба Яга с возмущением:
Я чисто русский персонаж!? Да я, чтоб вы знали, я полукровка! По маминой линии я стопроцентная еврейка! У меня в Америке тетя Рахель живет!
Кащей Бессмертный с нескрываемой завистью:
 А-а! Так ты, значит, в Америку намылилась. Подумаешь, Америка! В Израиле, между прочим, ничуть не хуже. В Израиле уровень жизни гораздо выше, чем в Штатах.
Вытаскивает из потертого портфеля бритвенный прибор «Gilltte», суёт в руки Бабе Яге треснутое зеркальце и, заглядывая в него, заскоблил станком по впалым щекам.
Змей Горыныч с иронией:
Тебе-то об уровне жизни заботиться! Участнику столетней войны против Тевтонского Ордена! Лучше бы помолчал.
Кащей Бессмертный миролюбиво:
 Сам помолчи, жидовская морда.
Змей Горыныч:
-А ты какую имеешь в виду? У меня их три!
Баба Яга:
 Не вижу никакой разницы! Куда ни плюнь – попадешь по адресу.
Змей Горыныч с нескрываемой грустью:
 Я бы и рад, чтоб было так, только еврейской крови во мне не более, чем у Ивана-дурака. Бросаете меня, значит, эмигрируете. Что вам в России не живется?
Кащей Бессмертный:
 Он еще спрашивает? Много ли тебе дали за сосульку, что шарахнула тебя по балде? Еще вопросы будут?
Баба Яга:
 Лично у меня особых претензий к родине нет. Кануло, слава Богу в лето время когда в  отделе магазина спрашивая про рыбу, отвечали, что у них нет мяса, а рыбы нет в соседнем отделе.
Поправляет на голове парик, достаёт из пачки «Прима» сигарету, закуривает.
 Просто это моя неуемная страсть к путешествиям, стадное чувство и чувство романтики новых дорог.
Змей Горыныч:
 Стадное чувство? Какое стадное чувство, старуха? Да ты что? Ты же у нас одна такая на весь белый свет! Разовая, как и твоя ступа!
Баба Яга жадно затягиваясь:
 Ну, а ежели серьезно – то притесняют территориально! Третьего дня надо было мне в Беловежскую Пущу слетать по личным делам. Так, представляете, Лукашенко по тревоге воздушные силы поднял! Отдал приказ – при пересечении границы – стрелять на поражение! Сказал, мол, от своих белорусских колдунов никак избавиться не могу, так еще эта русская нечисть летит! Короче, что вам сказать? Повел себя как отъявленный Абу Мазен! Форменный антисемит! Одним словом, что там говорить, с наступлением весны – в Америку! К тете Рахель!
Кащей Бессмертный:
 Подумаешь Абу Мазен! Михаил Саакашвили покруче твоего Лукашенко будет!
Баба Яга:
- В этом ты прав. Грузинский отморозок Россию со змеем сравнил!
Змей Горыныч, встрепенувшись:
- Попрошу без намёков!
Баба Яга:
-Да ты тут ни при чем! Он сравнил Россию с гадюкой, которая готова «проглотить» его страну. Причём, как выяснилось, ярлык этот Москве достался вовсе не из-за грозности. Это кавказское лицо утверждает что земли Грузии это Абхазия и Южная Осетия. Якобы они были оккупированы дикими варварами! То есть нами!
Русской нечистой силой. Той силой, что одолевала блестяще и Хана, и Мамая, и Батыя, и прочих исламистов - завоевателей земли русской! Никакая Грузия тогда там не ночевала даже!
Кащей Бессмертный:
-Однако ты летишь в Америку, президенту которой Саакашвили готов задницу целовать лишь бы приняли Грузию в НАТО.
Змей Горыныч, встрепенувшись:
-А какой нормальный лидер своей небольшой по численности населения страны станет посылать своих людей на гибель за интересы Америки? Только продажный! Только тот, который галстуки любит публично жевать!
Кащей Бессмертный:
Господь ему судья! Мне за другое душа болит!
Неожиданно запевает:
«Чито-грито, чито-маргарито, да!» Вахтанг Кикабидзе покинул Москву, уехал навсегда в Грузию. Перестал уважать и Путина и Медведева. Жалко! Такого артиста, такого мимино Россия потеряла! И ты старушка туда же! Потеряем мы тебя в Штатах!
Баба Яга:
- Я слава Богу не мимино! Летаю не на вертолёте, а на ступе. Говорю же вам! У меня никакой политической мотивации! Это просто моя неуемная страсть к путешествиям! Решила для себя: хватит смотреть на мир глазами Сенкевича! Подумала: пока могу ходить надо летать! И не только на ступе а иногда на Боингах!
Кащей Бессмертный, кривляя Ягу:
- «На Боингах летать!» Иди, помойся вначале. Мы со Змеем уже попариться успели, а от тебя нафталином пахнет!
Баба Яга:
-Никакой это не нафталин, господин бессмертный, а французская парфюмерия, темнота. А помыться – я сегодня пропускаю.
Кащей Бессмертный забрал у Бабы Кащей сигаретку,затянулся:
Чего пропускаешь-то? Когда снова помоемся!? Теперь только на будущий год Степаныч нам такой праздник устроит. Иди, пока вода горячая!
Баба Яга:
-Отстань! Не пойду, и всё!
Змей Горыныч:
Ну, чего ты к ней пристал, мешок с костями! Нельзя ей сегодня. Она себя не очень комфортно чувствует. По-моему, у нас критические дни начались. Верно ведь, красавица?
Баба Яга, глядит на Змея испепеляющим взглядом, делает большущие, выразительные глаза и крутит пальцем у виска:
-Ну, чего ты несешь при людях-то, галоша зеленая!
Кащей Бессмертный, не придавая никакого значения Змеиным словам:
Подумаешь! Делов-то! У меня вся жизнь – критические дни! Сами посудите! Легко ли жить, когда ты здесь, а яйцо твое в невесть каком сундуке за семью морями? Вот Средиземное переплыву, сразу стану к нему поближе. А то неудобно как-то – два уха, два глаза, две руки, две ноги, а эта деталька одна.
Баба Яга пытается украдкой заглянуть несчастному под простыню, ищет глазами детальку.
Змей Горыныч с пафосом:
 Недостаток яиц совсем не повод Отечество предавать!
Кащей Бессмертный:
-Да бог с ними, с яйцами! Я уже давно привык с одним обходиться! Труднее нищенское существование влачить! Посетил недавно департамент, где пенсии старикам назначают, так там сказали: имеешь свои 30 баксов – радуйся. Будешь надоедать – и эти деньги отнимем. Простреляли меня по компьютеру и говорят: ты у нас вообще проходишь, как бессмертный, а бессмертным по российским законам пенсия не полагается. Свободен, дедушка! Таким образом, сами выпихивают меня в Израиль!
Змей Горыныч грустно:
 Что же ты, Коша, будешь там делать?
Кащей Бессмертный:
Во – первых, я там буду не Коша, а Иннокентий Бессмертный. Во вторых, открою кабинет экстренной помощи по прерыванию запоя и по восстановлению мужской потенции. Все-таки кое-какой опыт имею за 800 лет.
Змей Горыныч:
Бросаете меня, стало быть.
Баба Яга покопалась у себя в целлофановом мешке, достала оттуда бутылку шотландского виски и пакет шоколадных конфет «Красная Шапочка».
Баба Яга:
 Не печалься, друг любезный. Даст Бог еще свидимся.
В дверях появляется банщик Степаныч, протянув руку с часами, показывает, что пора баньку закрывать. Спешно, второпях забулькало в разовые стаканчики спиртное.
Баба Яга:
 На посошок!
Выпивают, закусывают конфетами.
Змей Горыныч:
-Я что-то я не въехал. На посошок – это в связи с закрытием бани или по случаю вашего отъезда за бугор?
Кащей Бессмертный:
-Это по случаю празднования наступающего для тебя одиночества.
Баба Яга, подкрашивая губы:
-Правильно. А ты знаешь, Змей, что такое одиночество? Одиночество это когда некому напомнить, что ты козёл.
Змей Горыныч обиделся, засопел:
-Послушай, эмигрантка костяная, ты любишь грибы?
Баба Яга:
-Допустим люблю. А что?
Змей Горыныч:
-Запомни, старушка! Все грибы съедобные, но некоторые только раз в жизни.
Баба Яга:
- Это ты на что намекаешь, трюмо трёхголовое?
Змей Горыныч:
-Ни на что! Просто что касается меня лично, то я люблю запах сыра и хороших девочек. Хорошие девочки читают сказки, плохие — Камасутру, умные — медицинскую энциклопедию!Баба Яга:
- Лично я читаю американскую декларацию прав человека, понял мальчик!
Кащей Бессмертный:
-Не самая правильная книга. Могу объяснить почему. Считаю военное присутствие США в Афганистане является элементарным нарушением прав афганцев. Кто-то живёт по Библии, кто-то по Корану, а кто-то по совести. 
Баба Яга, с удивлением:
-Да ты что Коша! С луны свалился? Их никто и не трогал, пока они отъявленному отморозку Бен Ладену гнёздышко не свили. А он благословил своих камикадзе на всемирные торговые башни США. Неужели ты не понимаешь? Зло должно быть наказано и Белый Дом их, уродов, наказывает! Мусульмане, как метастазы поражают Европу.
Змей Горыныч:
-Европу! Да у нас сегодня в России мечетей больше, чем церквей!
Выразительно читает:
Проснитесь же в русских домах!
«Авось» не спасет вас, как водится!
Встает на российских холмах,
мечеть Пресвятой Богородицы!
Кащей Бессмертный:
-И тем не менее, с кем сегодня сражается США в Афганистане? Кого они 10 лет не могут никак победить?
Змей Горыныч:
-Афганские патриоты дают отпор заморским оккупантам!
Баба Яга:
-Нет, не так. Афганские варвары дают отпор попыткам Буша научить их писать не в песок, а в писсуары. Другими словами американцы стремятся способствовать установлению там другого феодального режима. Недоумки они, а не мусульмане!
Змей Горыныч:
-А вот Талибы и Аль Каеда в Израиле …
Кащей Бессмертный резко перебивая:
-Хватит политзанятий! Не спрягайте святую землю всуе!
Змей Горыныч:
-В чём, чём? На их языке уже балакаешь?
Кащей Бессмертный не обращая внимания:
-Мы слишком редко видимся чтобы при встрече вспоминать всяких Аль Каедов и Бен Ладенов. Провались они сквозь землю! Помылись, попарились - выходим во двор! К зиме! Все на лыжню!
Нечистая сила дружно поднимается и устремляется к выходу.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
НА УЛИЦЕ,ПЕРЕД БАНЕЙ КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ ВОЗИТСЯ С ЛЫЖАМИ, ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ РАЗМАХИВАЕТ КРЫЛЬЯМ,
БАБА ЯГА ПРОВЕРЯЕТ СТУПУ.
Змей Горыныч:
-Знаете ли вы друзья мои, что такое жизнь? Жизнь это не те дни, которые прошли, а те, которые запомнились. Нашу сегодняшнюю баньку я не забуду никогда!
Вытащил из-за пазухи веник, которым парился и стал старательно пристраивать его к Ежкиной палке.
Баба Яга дрогнувшим голосом:
 Оставь, Горыныч. Возьми себе на память. Когда будешь с ним в парилке – будешь вспоминать обо мне.
Обнимаются, Змей Горыныч пытается залезть Яге под кофточку. Та слабо отбивается.
Кащей Бессмертный:
Змей, не распускай лапы! Как же ты без помела долетишь, не помытая наша?
Баба Яга:
 Не переживай за меня. Долечу на автопилоте.
Кащей Бессмертный, снимая только что надетые на валенки лыжи, обращаясь к Змею:
 На, дорогой Горыныч! Прокладывай в России лыжню по первому снегу и тоже не забывай меня!
Нечистая сила в один голос:
-А как же ты?
Кащей Бессмертный:
 А зачем лыжи мне в Израиле? Я там себе велик куплю. Кстати вы знаете, что такое цивилизованное государство? Цивилизованное государство это когда бомж катает академика на велосипеде. Это я про Израиль, кто не въехал.
ВЫХОДИТ АВТОР:
-Еще какое-то время топтались на снегу, обнимались и говорили теплые слова. Затем Степаныч с крыльца бани наблюдал, как, слегка разбежавшись, взмыл в ночное небо Змей. На его коротких ногах покачивались Кащеевы лыжи, а палки он держал под мышкой. Баба Яга привычно прыгнула в ступу, выстрелив в прозрачный воздух синей струей дыма, завела автопилот, сделала над баней круг и стремительно скрылась за верхушками деревьев. А банщик долго еще слышал, как в ночи скрипел и хрумкал снег – это Коша, преодолевая сугробы, торопился домой. Ему не было холодно. Шотландская бормотень приятно разливалась по нутру.
С тех пор прошло много времени. Так много, что Березовская банька пережила один пожар и два ремонта, а ее хозяин успел благополучно пройти полный курс, на котором ученые специалисты отучили его от алкогольной зависимости. Поборов в себе эту пагубную страсть, стал Степаныч владельцем небольшой бензоколонки. Но банные свои залы не оставил. Продолжал с удовольствием заведовать ими. И не от того, чтобы зарабатывать больше, сколько для общения с разными интересными людьми. А уж как был он рад, избавившись от зеленого змея, встретиться по весне с забытым Змеем Горынычем! Этого не передать! Тот свалился с неба неожиданно, как снег на голову.
АВТОР УХОДИТ:
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ.
НА ШИРОКОМ КЫЛЕЧКЕ БАНИ
СИДЯТ ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ И СТЕПАНЫЧ.

Степаныч:
 Подумать только, Горыныч! Как быстро летит время! Как будто только вчера мылись вы, нечистая сила, у меня в бане, а уже три года прошло!
Змей Горыныч тряся перед красным носом Степаныча голубым конвертом:
 Нет, ты послушай, что Баба Яга, женщина моя драгоценная, пишет из Америки!
Читает:
Хэлло, дружок ты мой любезный, Горыныч! Вот пишу тебе, а перед глазами стоит у меня твой… этот.., этот.., ну, ладно.., это не интересно, тут личное… а вот нашел самое, самое! Работаю на мысе Канаверал, в центре подготовки астронавтов! Учу молодых кандидатов в космос преодолевать гравитационное поле и все такое прочее.
До этого года два работала в Бруклине таксистом, осваивала английский. Кстати, я тут не Баба Яга, а Grand-Iahoo. Если бы ты улетел со мной, то в Диснейленде тебе бы цены не было.
В этом месте недовольно хмыкает, читает дальше.
 Получила недавно весточку из Израиля от Иннокентия Бессмертного! Пишет, что одолевает язык, что при необходимости – выручает идиш. Первое время с трудом привыкал к очень жаркому климату. Пишет, что буквально таял на глазах.
Степаныч:
 Это с его-то комплекцией! Живой снимок рентгеновский!
Змей Горыныч продолжает:
 Насилу адаптировался. Сейчас Коша работает платным тамадой! В домах престарелых для пожилых людей. Отмечает дни рождения и золотые свадьбы! Желает всем традиционное израильское до 120! А сам свой возраст от всех тщательно скрывает! Хвастается, что в каждом доме престарелых есть у него любовница! Интересно, что он с ними делает?
Степаныч с тревогой в голосе:
 А про арабов есть там хоть слово?
Змей Горыныч:
 Про каких прорабов?
Степаныч кричит в ухо Змея:
 Про арабов, говорю, про врагов ихних пишет что-нибудь Коша?
Змей Горыныч:
 А-а-а! Про интифаду, что ли? Так это здесь! Слушай, что Коша на эту тему Бабе Яге пишет. «Наш страна, старуха, не ваша американка Моника Левински! Она ни перед кем никогда на колени не бухнется, компрометирующих пятен на себе не оставляет! На том стояли, стоим и стоять будем!
Отрываясь от чтения:
-В подтверждение этому, слушай, что ещё Яга рассказывает. Оказывается Кащей, гремя костями, принимал непосредственное участие в поимке Саддама Хусейна! Это он, Коша наш, заглядывал диктатору в рот и не только! Слушай, читаю про это.
Продолжает читать:
-Я совместно с американцами захватил диктатора 13 декабря в окрестностях его родного города Тикрит. Ты не поверишь, Яга дорогая, лохматый, плохо пахнущий, изможденный и жалкий, как крыс, прищемлённый мышеловкой, этот вчерашний сатрап, молил меня о пощаде. Но я объяснил ему, что казнить его будут в Штатах. Тогда он попросил у меня закурить, а я ему сказал, что в русском языке есть замечательное слово из 3-х букв. Означает оно – «нет», но пишется и произносится совсем по-другому. Догадываешься, что за слово, американка моя далёкая?
Змей Горыныч складывая письмо, задумчиво:
-Конечно догадывается. Пишет ведь мне, что перед глазами стоит…тоскует, видать… Правильно заметил однажды Евтушенко Евгений. «Быть с женщиной правдивым невозможно, но обмануть её ни в чём нельзя».
Степаныч кричит в ухо Змею:
-У меня в Вологде есть человек, который за небольшие деньги может помочь тебе выиграть гринкарту! Хочешь полететь в Америку? Полетишь без проблем!
Змей Горыныч:
Ты что офонарел! Не полечу ни за какие деньги! Сам посуди! Ну, улечу я, а как Россия будет жить без нечистой силы? Один Леший останется! Да и тот практически не функционирует! Ты можешь себе представить Русь без нас?
Русь без нечистой силы все равно что твоя баня без воды, все равно, что невеста без брачной ночи! Будет одна сплошная голая территория! Ни тебе вековой, загадочной таинственности, ни сказочной романтики, ни русского лубочного шарма! Что это будет за Родина, кишащая «ночными бабочками»,олигархами, финансовыми пирамидами да киллерами!? Совесть мне гражданская не позволяет свалить! До конца дней своих останусь здесь! Я ведь как никак еще фигура колоритная! Я же фольклорный элемент!
Степаныч:
-Да, Горыныч! Может ты и прав! Знаешь, что я тебе хочу сказать? Чтобы почувствовать любовь к отеческим гробам надо чаще посещать баню! Это я тебе говорю!
Змей Горыныч, вытирая набежавшую слезу:
-Может слетать, взять чего? За отеческие гробы. Или лучше за твою баню?
Степаныч:
-Ни за что! Ни в коем разе! Я в завязке. Тем более знаешь, сколько водки ни пей, а организм все равно на 80 состоит из воды! Давай лучше попоём.
Запевает:
«Листья жёлтые над городом кружатся,
с тихим шорохом под ноги нам ложатся.
Змей Горыныч без всякого настроения подхватывает:
И от осени не спрятаться, не скрыться,
листья жёлтые скажите что вам снится?
Степаныч:
-Да не убивайся ты так отчаянно, Змей! Никогда не бегай ни за женщиной, ни за трамваем. Всегда придёт следующий.
Змей Горыныч:
-Только не надо путать мою женщину с трамваем. Это оскорбительно для нечистой силы. Она на ступе ездила.

Степаныч, не слушая:
-Хорошо не просто там, где нас нет, а где нас никогда и не было! Подумаешь Америка!
Знаешь ли ты, что демократия с элементами диктатуры-все равно что запор с элементами поноса. Вот тебе и Америка.
Змей Горыныч:
-Заканчивай свой ликбез, банщик! Смени пластинку! Жизнь продолжается. Нет ли у тебя на примете какой работы для меня? Возьми меня тачки заправлять на твоей бензоколонке.
Степаныч оживился:
-Извини, старик, не могу. Не дай Бог, чихнёшь неожиданно – полыхнёт вся станция! Есть другое предложение! Пойдёшь? Наш, тутошний мясокомбинат приглашает пацанов на забойную и прикольную работу.Змей Горыныч:
-Забойщиком свиней и коров что-ли? Совсем сдурел, Степаныч! Я мокрушником никогда не был и не буду. Мне бы наоборот что-нибудь по размножению доброго и вечного. По разведению ценностей непреходящих. Пастухом пчёл! Нектар собирать. Короче, как Лужков. Туда, где мёдом намазано!
Степаныч:
- Такие вакансии жена евоная Елена Батурина раздаёт. Мы местные региональные власти тут бессильны. А помощником библиотекаря пойдёшь, тут недалече, в селе Крайнем?
Змей Горыныч, на секунду задумался:
- Книжки раздавать? Помощником? А библиотека свободная? Ни под чьей крышей? Зарплатой ни с кем делиться не придётся?
Степаныч:
- Да какой рэкет в библиотеке? Ты что, Змей? И какой же русский сейчас книжки читает? Нынче они больше пишут!
Змей Горыныч:
- Всё, не уговаривай. Сейчас прямо туда и слетаю, полистаю книжки некого русско-израильский писателя Дмитрия Аркадина. Говорят, складно пишет!
Степаныч, встрепенувшись:
-А-а-а! Я слышал это имя! Он, кажется, был выдвинут на соискание Ленинской премии, которая присуждалась всегда ко дню рождения Ленина. Но автору не повезло. Пока раскручивали его имя, дни рождения Владимира Ильича перестали отмечать, Ленина незауважали, а вместе с ним и автора. Он обиделся – укатил в Израиль. И правильно сделал! Слышал, в Израиле сегодня его книги – бестселлер. Однако, оставь фонды, оставь Аркадина! Воскреси в памяти наше! Чисто русское! Читай Пушкина! На чём детство моё прошло! Тогда я ещё ни тебя не знал, ни другого змия зелёного, пропади он пропадом!
Обнимает Горыныча, начинает торжественно читать:
У лукоморья дуб зеленый,
златая цепь на дубе том.
И днем, и ночью кот ученый,
все ходит по цепи кругом.
Змей Горыныч, подхватывает:
Пойдет на право песнь заводит,
налево сказку говорит.
Вместе проникновенно читают:
Там чудеса Там леший бродит,
русалка на ветвях сидит.
Змей Горыныч, трёт глаза и собираясь взлететь, расправляет крылья:
-Жизнь, конечно, не удалась, а в остальном все нормально, Степаныч.
Степаныч, машет рукой:
- Счастливого полёта! Дай тебе Бог чтобы твоя взлётная полоса когда-то стала звёздной!
Неожиданно вдалеке ударяют церковные колокола.
Степаныч, встрепенувшись и крестясь:
-Господи, как я забыл! Сегодня же Крещение Господне, Святое Богоявление!
Истово крестится, мелодично звенят колокола, банщик шепчет:
- И пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на него. И глас был с небес: «Ты Сын Мой возлюбленный, в котором мое благоволение».
Степаныч шепчет молитвенно сложив руки молитву, всё отчётливей, всё ближе, всё явственней плывёт малиновый, колокольный перезвон.
ЗАНАВЕС