автобиографический
приключенческий
роман
Посвящаю своему отцу - рядовому солдату
Второй мировой войны.
============
- И не страшно тебе восходить на корабль?
Ведь столько людей погибло при кораблекрушении!
- А тебе не страшно ложиться в постель? В
постели умерло ещё больше людей.
Таков ответ моряка.
Дьюла Ийеш
Безопасные корабли – это корабли, вытащенные
на берег.
Анахарсис
Предисловие
1
Года два тому назад я был приглашён на творческий вечер поэта Евгения Евтушенко. Я уже стоял за порогом, внизу меня ждало такси, как вдруг вспомнил об одной книге и вернулся, чтобы взять её. Это был сборник поэта, изданный в Америке четверть века тому назад и подаренный мне, когда я находился в Сиэтле. Название книги (надеюсь, я правильно перевёл его) - «Падающие яблоки». Особенность сборника в том, что русский оригинал в нём сочетается с параллельным переводом на английский. Знает ли поэт об этом издании? - невольно подумал я.
Вечер прошёл блестяще. Публика как на подбор: писатели, журналисты, художники, учителя, студенты и даже дипломаты - вечер проходил в одном из российских посольских зданий в Тель-Авиве. Вопросы столь же разнообразные, как и неожиданные. И поэт, находясь «в ударе», отвечал искренне и темпераментно – точно так же, как перед этим читал свои стихи. В Израиле к Евгению Евтушенко особая любовь. Причиной тому, конечно, «Бабий Яр». Было даже мнение, представить поэта к Нобелевской премии.
После вечера я присоединился к очереди за автографом. Был у меня и другой интерес - как отнесётся поэт к этому редкому изданию, которое я держу в руке? Ведь именно его я готовился вручить для автографа. Известно ли оно ему? Взяв в руки книгу, Евтушенко явно не спешил с автографом. Он стал её листать и рассматривать.
- Откуда она у вас?
Я рассказал, как книга попала ко мне.
- Она у вас много лет. А вот я, автор, вижу её впервые. Это единственное из многочисленных изданий стихов, которое отсутствует на моей полке. Книгу мне в своё время выслали, но она почему-то не дошла. Знаете, обычная история с советской почтой, когда бандероль из-за рубежа. Не возражаете, если я взамен подпишу вам другую книгу?
- Конечно, Евгений Александрович.
- Что вы предпочли бы - поэзию или прозу?
- С вашей прозой я знаком только по газетам и журналам.
Он взял со стола том, настоящий кирпич ( к тому же и коричневого цвета), неизмеримо больший, чем все остальные книги, лежавшие рядом. На обложке я увидел фотографию поэта и название книги - «Шестидесятник». Неожиданно автор её наклонился и сказал, как мне показалось, доверительно:
- Знаете, я долго размышлял, как определить эту книгу и, наконец, придумал - «биографический приключенческий роман». Можно сказать, придумал новый литературный жанр. Первооткрыватель, одним словом.
Он быстро написал несколько строчек. Отойдя в сторону, я прочёл: « Владимиру Липовецкому - человеку, сделавшему мне неоценимый подарок».
Но и мне Евтушенко, сам не предполагая, тоже сделал тогда подарок. Не только том прозы. Приступая сейчас к написанию собственной книги, я тоже запнулся с определением жанра. И тут вспомнил слова поэта и решил, что, пожалуй, и мой замысел, соответствует тогдашнему его определению - биографический приключенческий роман. Невольный плагиат.
2
Евтушенко побывал почти в ста странах. С ним невозможно соперничать даже мне, бывшему моряку, посетившему многие порты на всех шести континентах, побывавшему даже в Антарктиде. За моей спиной немало путешествий и приключений, в том числе, и сухопутных. Известно, Советский Союз занимал шестую часть суши и почти на всём своём пространстве был открыт. А я не сидел на месте. Даже когда был ребёнком.
И вот о чём я подумал. Прежде, чем рассказать о моей последней поездке, из которой вернулся всего неделю назад (о ней и будет мой главный рассказ), постараюсь припомнить свои прежние путешествия. Выберу одно или два и расскажу о них вкратце. Для затравки.
Одно случилось в далёком отрочестве, когда мне шёл двенадцатый год. Другое - уже в зрелом возрасте, накануне моего сорокалетия.
Итак:
ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ
Вторая мировая война, как известно, закончилась весной девятьсот сорок пятого. Вскоре стали возвращаться солдаты. И только наш отец почему-то запоздал с демобилизацией. После школы я бежал домой, надеясь - вот сегодня его непременно увижу. Миновало лето. Наступил новый учебный год. А папы всё нет. Вернулся он только в декабре, накануне Нового Года. Мне в ту пору было девять лет, а брату Феликсу - только шесть.
Все демобилизованные солдаты приезжали с подарками: одежда, обувь, скатерть, красивая посуда или термос - вещь тогда весьма редкая. Отец же привёз с собой несколько десятков часов. И объяснил, часы эти тоже награда - ничуть не меньшая, чем орден или медаль. Служил он в сапёрной части, был ефрейтором. Известно, нет на войне профессии опасней, чем сапёр. Из их взвода к концу войны уцелело лишь несколько человек. Солдат часто представляли к награде, иногда посмертно. Но выше ордена и медали они ценили, когда командир батальона приглашал к себе в землянку. В углу стоял ящик из-под мин. А в нём сотни трофейных часов, снятых с немецких военнопленных. Майор говорил, часы эти в плену немцам не понадобятся. Теперь для них пойдёт другой отсчёт времени - не часы и минуты, а месяцы и годы. Так что им скорее понадобится календарь.
Отличившемуся солдату комбат предлагал снять шапку и щедро, зачёрпывая пригоршнями, наполнял её доверху часами.
Часов (отец их почему-то называл хронометрами) он привёз многие десятки, и по их числу можно было судить, что был он храбрым воином. И мы с братом по праву гордились им. Часы были разными. Попадались карманные, с защёлкивающейся крышкой и музыкальные, с курантом. Даже сегодня такие часы редкость.
В наших домашних играх они занимали главное место. До сих пор удивляюсь, как это ни один из нас не стал часовым мастером.
Сапёры - мастера на всё. И в разрушенном нашем городке отец находил себе всегда работу. Деньги в ту пору мало что значили, и с ним расплачивались продуктами. Но наступил 1947 год - самый трудный послевоенный год. Наша семья стала голодать. Отцу невмоготу было видеть, как дети и жена сидят без хлеба, а чай пьют без сахара. Он мучительно искал выхода.
Солдаты самые находчивые люди. Однажды отец, придя домой уже затемно, о чём-то долго совещался с мамой. А на следующий день родители объявили мне и Феликсу, что мы покидаем Украину и уезжаем на Дальний Восток, где нужны работники. Там отец, мастер на все руки, найдёт себе дело. А главное, на востоке много рыбы и нет голода.
К этому времени наша семья пополнилась. Послевоенное время было очень урожайным на детишек. И у нас появился ещё один брат - Михаил. Маму очень беспокоило, как перенесёт малыш дорогу. Нас предупредили, ехать будем не только долго, но и без каких бы то ни было удобств - не в пассажирских, а в товарных вагонах.
Путь и в самом деле оказался трудным. Особый состав, где кроме нас ещё сотни людей отважились отправиться в противоположный конец страны, чуть ли не к Тихому океану, чтобы переменить свою судьбу.
Мы больше стояли, чем двигались. За кипятком бежали к паровозу. Разжигали костры, чтобы испечь картошку, сварить чечевичную похлёбку. Излишне говорить, сколько хлопот и тревог вынесла наша мама, опекая нашего годовалого братишку. Но добрались мы благополучно, и встретили нас хорошо. В этих малолюдных местах были рады любому человеку, каждой паре рук. Отцу неожиданно предложили заведовать хозяйством детского дома, а маме - должность воспитателя в детском саду.
Люди не испытывали здесь недостатка в продовольствии. Как и обещали, рыбы было вдоволь. Рядом, сплетаясь между собой, как женские косы, протекали сразу две горных реки, и мы обзавелись рыболовными снастями, добившись в этом новом для нас деле( у нас были хорошие учителя) немалых успехов. Не только пополняли домашний стол, но и испытывали немалое удовольствие от самого процесса рыбалки, занятия захватывающего. Но в магазине была и другая рыба, добытая в Тихом океане и привезённая в рефрижераторах. В том числе, незнакомая на Украине плоская камбала и ярко-красная под десять килограмм чавыча. К тому же на магазинных полках стояли пирамиды разнообразных консервов, в том числе икра и крабы – необыкновенное лакомство. И всё это стало доступным, потому что родителям стали платить деньги.
Нас занимала не только рыбалка. В двух шагах от дома находился девственный лес, который здесь называли новым для нас словом - тайга. Не только ягода и грибы, но и дичь - мясо оленей, лосей и даже медведей, к слову говоря, мясо очень вкусное. Ну, кто бы мог подумать, что медведь, знакомый нам только по сказкам, может служить ещё и пищей - вкус медвежьих котлет - помню по сей день. Всё шло хорошо, как и ожидалось. Но стал прихварывать наш младший брат. Он чахнул прямо на глазах, не прибавляя в весе, хотя и получал всё необходимое, даже молоко. Местные врачи не могли поставить диагноз. Мама отвезла Михаила в Хабаровск, краевой центр, который находился от нас в двухстах километрах, чтобы показать профессору-педиатру. Его диагноз был неожиданным. Малышу противопоказан местный сырой климат. Надо немедленно возвращаться на Украину, в то место, где он родился. Вердикт маститого врача был окончательным.
Помню, в каком смятении были родители. Отец подал заявление об увольнении с работы. Но близилась зима, в тех местах она суровая. А он был занят строительством спального корпуса, который следовало сдать к первым холодам. И ему отказали в увольнении. Мама заявила, в таком случае, она уезжает одна. Ведь речь идёт о спасении сына.
Помню, с каким трудом согласился на это отец, вчерашний солдат, которому не раз приходилось принимать трудные решения, когда речь шла о жизни и смерти. Но взрослых мужчин, а не ребёнка, который только недавно сделал свои первые шаги. Они могут стать и последними. Следовало принять и другое решение - как быть с двумя другими детьми. Взвесив все обстоятельства, родители решили, что мне и Феликсу следует быть рядом с матерью, чтобы помогать и поддерживать её в дороге. Мне в ту пору уже исполнилось одиннадцать, а среднему брату на три года меньше. Двое маленьких мужчин, которым предстояло нелёгкое испытание, особенно мне, как старшему.
Я не стану рассказывать ( хотя и собирался это сделать вначале), о долгом пути - молодой женщины с тремя сыновьями, один из которых был смертельно болен, через всю Сибирь в Москву, а затем и дальше - из российской столицы на юг Украины. Денег было мало. Хлеба хватило на первые три дня. Хорошо нас надоумили взять с собой как можно больше консервов. Ими мы кормились, они же были и товаром для продажи и откупа от жадных проводников и начальника поезда, которые несколько раз пытались нас высадить, ссылаясь на болезнь брата. Время было безжалостное . Человеческая жизнь стоила тогда немного. Помню, карету скорой медицинской помощи на платформе одной из станций, кажется, Новосибирска, и людей с носилками. Они уже входили в вагонную дверь. И как это мне удалось их отговорить, чтобы не высаживали нас? Каким же красноречием должен был обладать мальчишка, чтобы убедить в этом взрослых! Но думаю, больше подействовали не мои слова, а несколько банок крабов, которыми я откупился. Взятка в России, даже в то время, была делом привычным. Но не однажды мне приходилось полагаться на милосердие и человеческую жалость, когда я просил милостыню, стоя на перроне, или у входа в вокзал рядом с инвалидами - безногими и безрукими фронтовиками. Бывало, они делились со мной своим подаянием, узнав, что моему умирающему брату необходимо лекарство и молоко.
Всё закончилось хорошо. Мы добрались до места. Маленький брат пошёл на поправку и был спасён. Ему сегодня за шестьдесят, имеет трёх внуков. Конечно, о тех событиях он, слава Богу, не помнит, знает только по моим рассказам.
Мы дождались отца. Он приехал через полгода. Жизнь была по-прежнему трудной, но сносной, потому что мы находились вместе.
Постепенно всё забылось, и только уже седая мама время от времени обнимала меня, и вместе мы вспоминали то страшное и непредсказуемое путешествие. От станции до станции. Хорошо, что их в Сибири немного.
ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ
Раз в четыре года заседает международный Тихоокеанский конгресс. Собираются страны (а таких несколько десятков), чьи фасады выходят на Великий океан, чтобы поговорить о своих проблемах - экология, мореплавание, границы, квота на вылов рыбы и тому подобное, в том числе, и культурная программа с непременным показом документальных фильмов.
Очень серьёзный референдум, где сталкиваются политические, экономические, национальные интересы.
Каждый раз Конгресс проходит в другой стране. Строгая очерёдность, чтобы никому не было обидно. Но одно из непременных условий - из окна, где проходит заседание, должно быть видно море.
Настал черёд России. Конечно, наиболее удачное место – Владивосток, самый большой советский порт на Тихом океане. Да вот беда, точнее, препятствие – Владивосток закрытый город, там находится штаб Тихоокеанского флота, стоят военные суда, следовательно, въезд иностранцам запрещён. А ведь ожидался наплыв не только учёных, но и сотен журналистов, а они, как известно, народ особенно дотошный.
В Москве стали думать-гадать, как быть. И решили предложить провести Конгресс в другом дальневосточном городе - Хабаровске. Он не стоит на океанском побережье, но находится на берегу Амура, одной из самых полноводных азиатских рек, которая пополняет собой воды Тихого океана, значит, связана с ним. По величине Хабаровск не уступает Владивостоку, и в городе находится несколько научных центров.
Конгресс в Хабаровске состоялся. А спустя четыре года, новое заседание было намечено в Гонолулу. Туда следовало послать и советскую делегацию. И по сложившейся традиции, её должны представлять жители того города, где состоялся предыдущий конгресс, то есть Хабаровска. Хабаровска, а не Владивостока. И это очень задело самолюбие патриотов закрытого портового города. В состав делегации включили всего двух человек - Павла Минакера, известного экономиста . Он и сегодня возглавляет Дальневосточный академический институт. Я тоже вошёл в состав делегации. Мне предстояло показать участникам конгресса один из своих фильмов. Наконец получено официальное приглашение, а вот заказанные авиабилеты из Гонолулу всё не приходят. На наши запросы Владивосток отвечал: - Билетов пока нет. Прибудут - сразу сообщим.
Времени оставалось всё меньше, а новостей никаких.
Почти в каждой стране есть города-соперники. В России это Москва и Санкт-Петербург. В Канаде - Торонто и Монреаль. В Средней Азии - Бухара и Самарканд. в Англии - Оксфорд и Кембридж, в Австралии - Сидней и Мельбурн. Само собой разумеется, Хабаровск и Владивосток входят в их число. Это ревнивое чувство и заставило чиновников Владивостока попридержать наши проездные документы, положив их в дальний ящик стола. Сообщили слишком поздно, когда Тихоокеанский Конгресс на Гавайях должен уже открыться.
Неожиданно мне позвонил академик Минакер и сообщил, он получил другое приглашение - в Стокгольм. Это совещание в Скандинавии для него куда важнее, и он отказывается от поездки в Гонолулу. Так что лететь мне придётся одному.
На следующий день я вышёл из дому налегке с одним портфелем в руке. Фильм в Гонолулу был отправлен заранее. От моего дома в хабаровский аэропорт полчаса езды на такси. Ещё час лететь в Ниигату - единственный город на западном побережье Японии, связанный с Хабаровском воздушным сообщением. Далее пересадка в новый самолёт, уже внутренней японской авиалинии, чтобы попасть - в другой аэропорт - Нарита, что рядом с Токио. Затем длительный перелёт на Гавайский архипелаг.
Не думаю, что японские авиалинии нуждаются в рекламе, но это десятичасовое воздушное путешествие не показалось мне утомительным в отличие от других длительных полётов, например, из Нью-Йорка в Европу. Японские стюардессы отличаются искренним вниманием к каждому пассажиру, которое, как мне кажется, свойственны только девушкам этого островного государства. Наблюдать за их работой, их движениями - истинное удовольствие. Если на других авиалиниях вам предлагают в лучшем случае с двойным меню, то здесь я столкнулся с неожиданным затруднением - вариантов было семь. И столько же сортов пива, которое, признаться, я очень люблю.
В Гонолулу меня встретила Ирина Урбан. Вежливая, но официальная и холодная. Вскоре я понял причину её отстранённости.
- Почему вы прилетели так поздно? – спросила она.
- Что значит поздно? Мне кажется, в самое время. Конгресс открывается завтра. Разве что-то случилось?
- Случилось… Случилось…Конгресс начался, а, следовательно, и закончился на два дня раньше, чем намечалось. Мы об этом заблаговременно сообщили во Владивосток. Вчера было последнее заседание. Ваш фильм показали. Ему аплодировали. Ему, а не вам. Было много вопросов к автору сценария. А отвечать на них некому.
Я стоял ошеломлённый, пытался объяснить, виной всему чиновники Владивостока. Но Ирина меня не понимала. Она только сказала, что ни одна из десятков делегаций, не поступила подобным образом, все прилетели вовремя и даже загодя.
Потом не раз мне приходилось оправдываться за других, будучи непричастным к тому или иному делу и испытывая стыд за своих соотечественников. Например, на Аляске один тамошний бизнесмен, узнав, что я из России, обратился ко мне с таким вопросом. Уже три месяца как он отправил на Камчатку контейнеры с товаром. Контейнеры спущены на берег и выгружены. Он это точно знает. А те, кто получил товар, молчат, не отвечая на запросы. Единственное, что я мог ответить - у меня есть знакомые в Петропавловске- Камчатском, и я попрошу разобраться.
- Что же мне делать? – спросил я смотревшую на меня с нескрываемой укоризной Ирину.
- Возможны два решения. Уж если вы в Гонолулу, оставайтесь, отдохните несколько дней. Но должна предупредить, гостиницы здесь очень дорогие.
- А другой вариант?
- Я переоформлю ваш авиабилет, и уже завтра вы можете улететь назад, вернуться домой.
- Второй вариант меня больше устраивает, - сказал я, не раздумывая, когда узнал, какова стоимость ночлега в одном из высотных зданий, которые выстроились в ряд вдоль улицы, где происходил наш разговор. Увы, в моём кошельке денег не хватило бы даже на то, чтобы снять гостиничный номер хотя бы на сутки. В то время советское правительство не очень - то было щедрым на валюту. Экономия и скромность - эти два правила касались всех, кто уезжал за рубеж, разумеется, кроме высоких партийных чиновников. В хабаровском банке мне поменяли очень небольшую сумму, достаточную разве для подростка, который собрался в кино. Вот почему актёры, циркачи, учёные, отправляясь в Европу, брали с собой колбасу твёрдого копчения, консервы, сахар, сухое печенье, чайную заварку, растворимые концентраты и тому подобное. Прихватывали даже кипятильник - хорошо знакомое изобретение советских времён. Было стыдно и неловко. Но куда денешься! Профессор Маслов, мой добрый знакомый и крупнейший в мире специалист по кровососущим насекомым, вернувшись из Рима, рассказал, что ему очень хотелось купить бутылку итальянского вина. Чтобы сэкономить лиры, он шёл из гостиницы к месту, где проходил научный конгресс, пешком. Несколько километров, к тому же в жару - совсем нелегко для пожилого человека, которому уже за семьдесят.
- А теперь куда? - спросил я Ирину, ожидавшую моего решения. Она, конечно, не подозревает, перед какой мучительной дилеммой поставила меня.
- На эту ночь мы сняли для вас номер в гостинице христианской молодежи.
- Но я не христианин и тем более не молодёжь.
- Не волнуйтесь, Владимир. Гостиница недорогая, но вполне приличная. Место уже оплачено, в том числе, и лёгкий ужин. То, что вы найдёте в холодильнике, тоже ваше. При гостинице открытый бассейн. Наслаждайтесь жизнью, пока вы здесь. Об остальном поговорим чуть позже.
Уже в гостинице мы договорились, Ирина позаботится о моём обратном билете. А утром, я должен проснуться с восходом солнца. Она мне пожелала спокойной ночи. Но я долго не мог уснуть. Когда летел на Гавайи, настроение было куда лучше нынешнего.
Но прежде, чем лечь в постель, я поужинал. Еду принесли в номер. Точнее, не принесли, а вкатили столик. Мне очень понравилось ассорти из фруктов, которые я никогда прежде не пробовал, даже не знал, как они называются - эти сочные ломтики. Затем целый час провёл в бассейне. Я подумал, что все другие постояльцы гостиницы, предпочли полутёмному бассейну, где я в этот поздний час находился один, знаменитый пляж Вайкики, о котором я наслышан, но уже не успею там побывать.
Разбудило меня не солнце, а дразнящий запах из полуоткрытого окна. Я вышёл из гостиницы и пошёл на этот волшебный запах, принюхиваясь, как проголодавшийся кот. Запах привёл меня к пекарне, что нахпдилась через дорогу. Там в небольшой фургон загружали багет. Человек, занимавшийся погрузкой, видимо, по глазам моим понял, что привело меня сюда в такую рань не аппростое любопытство и, сделав несколько шагов навстречу, протянул тонкую и длинную булку. Я опустил руку в карман, чтобы достать деньги. Но он отрицательно покачал головой. И я сразу погрузил зубы в тёплую мякоть с обворожительным вкусом. Багет был с хрустящей корочкой, сверху припудрен мукой и потому казался ещё более соблазнительным. Я ел жадно, без стеснения, и, как мне кажется, даже мурлыкал от удовольствия.
Справившись с багетом, подумал, чтобы окончательно проснуться, мне следует искупаться. Вернувшись в гостиницу, я окунулся в бассейн и, проплыв из конца в конец несколько раз, поднялся на свой этаж. В маленьком холодильнике нашёл бутылочку пепси-колы и с не меньшим наслаждением, чем до этого расправился с почти невесомой булкой, выпил светло- коричневую в меру прохладную жидкость. И вспомнил слова Ирины, встретившей меня женщины, кроме которой не знал пока никого на этом райском острове:
- Наслаждайтесь жизнью!
Одним словом, день для меня начался хорошо.
Просмотрев свои бумаги и фотографии, я стал ждать Ирину. Она открыла дверь так тихо, что услышав её голос, я невольно вздрогнул.
- Вы уже готовы? - она внимательно посмотрела на меня. - Не расстраивайтесь. Я уверена, вы ещё к нам прилетите. Билеты уже заказаны. Через полтора часа вылёт. Кофе будем пить не здесь, а на открытом воздухе, в аэропорту.
Столик, за которым мы разместились, стоял у самого края небольшого открытого водоёма. Там плавали сотни тропических рыб, столь же разнообразных, как фруктовый салат, которым я лакомился накануне в гостинице - необыкновенно пёстрых. Они находились так близко к поверхности бассейна, что их золотистые, серебристые, лиловые спины и бока легко доставало солнце. Эта подводная радуга, неожиданное сочетание красок напомнили мне калейдоскоп, чью переменчивую игру я так любил наблюдать в детстве. Пока моя спутница допивала свой кофе, я не отрывал глаз от рыбной стаи, так что на некоторое время даже забыл, где я.
- Все эти существа, - сказала Ирина, бросив в воду горсточку крошек, оставшихся от яблочного пирога, - напоминают мне многочисленных гостей нашего Гонолулу, столь же ярко одетых и до крайности беспечных. Вы чуть не пополнили их число.
Я не знал, что сказать в ответ. А если бы ответил, то сказал, что человек иногда нуждается в празднике. Это такой же витамин, придающий нам, если не физическое, то душевное здоровье, что не менее важно. Но мне уж точно не удастся окунуться в эту атмосферу беспечности и ничегонеделания. Теперь я уже вглядывался не в глубину округлого бассейна, а в небо, где мне вскоре предстоит снова очутиться
Над нашей головой почти без перерыва планировали самолёты. Казалось, это от их гула, а не от лёгкого ветерка рябит поверхность бассейна, где резвятся жирные от дармового корма рыбы.
- Извините, - неожиданно сказала Ирина, - что не слышите от меня слов сочувствия. Мы с вами оба из России и хорошо понимаем, каково там. Со времён Салтыкова-Щедрина, я хорошо помню его сатирические сказки, российский чиновник не стал менее циничным и жадным. Советская демагогия только прибавила ему уверенности в своей безнаказанности. Со мной в своё время тоже обошлись бесцеремонно и несправедливо. Вот почему я не вернулась домой и предпочла остаться здесь. Сначала Бостон, а уже потом Гонолулу.
- Ну что ж … Пора! - сказала Ирина, посмотрев на часы. - Удачи вам!
Пожелание было вполне искренним. Но увы, удача мне в этот день не сопутствовала.
Снова десять часов в воздухе. И снова японские девушки, уже другие, но такие же милые и заботливые.
Приземлились мы почему-то не в Токио, а в Осака.
Прекрасная погода, ничуть не хуже, чем на Гавайях. Пока мы летели, я успел примириться с постигшей меня неудачей. И сейчас чувствовал себя раскованно и свободно, ещё и потому, что не был отягощён никаким грузом. В руках моих был всё тот же изящный итальянский портфель. Значит, не придётся ничего предъявлять таможне, Но прежде следует пройти пограничный контроль. Здесь - то меня и подстерегала главная неожиданность моего обратного путешествия.
Пограничник, полистав паспорт, бросил на меня быстрый, но пытливый взгляд, и оставил своё место, дав понять, чтобы я оставался на месте. Вернулся он с двумя полицейскими, которые не особенно церемонясь ( японцы могут быть и такими), взяли меня под руки и повели не по тому проходу, по которому шли счастливые пассажиры, с которыми ещё совсем недавно я сидел рядом в мягком кресле. Меня повели в противоположную сторону, узкий и извилистый коридор, пока мы не уткнулись в железную дверь.
Полицейский с кем-то коротко перемолвился. Дверь со скрежетом отворилась, меня легко подтолкнули в спину, и я не понял сразу, что со мной, где оказался. Привыкнув к полутьме, я увидел, что стою в комнате, где вместо стен железные решётки, от пола до потолка. Кроме того, я в окружении людей, совсем не похожих на тех, с кем недавно общался. Совсем другие лица и одежда.
Если вам приходилось когда- либо попасть из яркого и открытого пространства в подвал или подземелье, то вы поймёте состояние оцепенения, которое заставило меня сжаться от неожиданности и необъяснимости происшедшего. Где я и кто это бесцеремонно прикасается ко мне? Я прижал к себе портфель, где находился сценарий моего нового фильма. Наверно тем, кто окружал меня, хотелось рассмотреть нового человека, потому что под потолком зажглась ещё одна лампочка. Тусклый свет стал чуть ярче. Мы рассматривали друг друга с любопытством. Похоже, я был среди них единственным европейцем. Сплошь чёрные и смуглые лица , показавшиеся мне плутоватыми. И это меня насторожило. Они продолжали бесцеремонно прикасаться к моим карманам, возможно, надеясь нащупать там пачку сигарет. Или деньги. Но ни того, ни другого не было. Узнав, что я не курящий, они, это я понял по их лицам, потеряли интерес ко мне. Огорчился и я. Мне хотелось чем-нибудь задобрить этих людей, - нынешнее моё состояние или даже безопасность всецело в их руках. Я быстро понял, что беззащитен.
Разумеется, подумал я, сами то они хорошо знают, почему находятся здесь, почему оказались за решёткой. У каждого наверняка своя история. Я же по-прежнему пребывал в недоумении и надеялся, что мне разъяснят моё положение. Почему я задержан или даже арестован? Это несомненно досадная ошибка. Не прошло и десяти минут, как я в этой стране и никак не мог совершить ничего противоправного. Молодой чернокожий парень, видимо, понял моё состояние лучше других. Он сказал, за решетку меня отправили пограничники, следовательно, я нарушил какое- то правило пересечения границы. Возможно, виза не в порядке или в паспорте не та запись. Но на сей счёт я был совершенно спокоен. Мои документы находились в руках Ирины, а она, я в этом был уверен, человек опытный и не может допустить ошибки.
Уж не припомню, как долго сидел я в углу с портфелем на коленях. Так человек, оказавшись перед лицом стихии, держится за спасательный жилет, надеясь выплыть. Нас вызывали по очереди. Наконец, я услышал своё имя. Меня расспрашивал молодой человек, представившийся студентом. Он объяснил, что изучает русский язык в местном университете, а в аэропорту проходит практику. Я первый русский, с которым он встречается. От него-то я, наконец, узнал, в чём состоит моя невольная вина.
Оказалось, в Японии есть особое правило. Если вы пересекаете территорию этой страны без намерения в ней задержаться, то это следует сделать лишь в единственном месте - аэропорту Нарита, близ Токио. Так оно и было, когда ещё вчера (так недавно!), будучи транзитным пассажиром, я был на пути из Хабаровска в Гонолулу. Ирина, видимо не знала этого. И когда ей предложили ближайший рейс, не раздумывая согласилась, не придав особого значения тому, что самолёт приземлится в Осака. В Осака, а не в Нарита, как следовало бы согласно правилам транзита.
- Что же делать? - спросил я студента. Точно такой же вопрос я недавно задал Ирине, прилетев в Гонолулу. Увы, в последнее время я оказался несостоятелен в своих действиях и зависел от чужой воли.
- Нужно найти гражданина Японии, с кем вы знакомы и который поручился бы за вас. Хорошо, если это будет житель Осака, что значительно ускорило бы дело.
Молодой практикант смотрел на меня, ожидая, что я отвечу.
Что я мог ответить? На нашей планете несколько миллиардов землян, сотни стран и тысячи городов. Не может же в любой точке, где тебя застигла беда, найтись порученец. Студент сочувственно покачал головой, и мы расстались.
Я вернулся в своё решётчатое убежище и предался горьким рассуждениям. Обстановка вокруг действовала удручающе. Я оказался в заключении, да к тому же в мало знакомой стране, со своими правилами и не знаю, что предпринять. Не с кем посоветоваться. Но ведь должен быть какой - то выход. Внезапно я вспомнил японку, с которой однажды познакомился. Случайное знакомство на одной из хабаровских улиц больше года назад. Я шёл в магазин, а она сопровождала группу пожилых туристов. - Как пройти в краеведческий музей? - спросила она меня, представившись гидом. Я объяснил. А она, поблагодарив, протянула визитную карточку. Но ведь в моём портфеле есть пластмассовая коробочка с визитками. Возможно, там есть и та, которая мне так сейчас необходима . Слава Богу, нашёл. Её имя Чизуко и, что уж совсем невероятно, указан осакский адрес. Я даже вспомнил, что вручая мне визитную карточку, она назвала свой город «восточной Венецией», так как в нём тоже много каналов.
Я стал стучаться в дверь, стал просить, чтобы ко мне вернули студента. Настала его очередь удивляться. Оказывается, он знаком с Чизуко, потому что оба они изучают русский язык. А таких людей в Осака не так уж много И в который раз я подумал, чудеса и совпадения не только украшают нашу земную жизнь, но и заставляют верить, что кто-то свыше направляет эту самую не всегда предсказуемую жизнь.
Всё дальнейшее перескажу вкратце. Не прошло и часа, как мы встретились с Чизуко Канамори ( таково её полное имя). Легко представить её удивление. Но поручиться и освободить меня из заключения оказалось половиной дела. Следовало ещё отправить недавнего арестанта в Токио, позаботиться о ночлеге, а утром, кто-то должен проводить меня из токийской гостиницы на железнодорожный вокзал, чтобы посадить в поезд-экспресс, идущий в Ниигату, где я должен успеть к самолёту в Хабаровск.
Весь этот сложный перечень дел с помощью обыкновенного телефона был блестяще организован этой маленькой и хрупкой женщиной, с которой я едва был знаком и которую вырвал из домашнего очага в это довольно позднее время, к тому же в воскресный вечер. Думаю излишне говорить, почему я так уважаю и люблю японцев ( несмотря на то, что они меня на несколько часов упекли за решётку). И вот почему случившееся недавно на восточном побережье этой страны цунами и катастрофа с ядерным реактором воспринял как личную трагедию.
На следующее день после долгих мытарств я прилетел в Хабаровск.
По дороге домой, сидя в такси, я рассуждал, что же со мной произошло за такой короткий срок - последние два дня? Итак, позавчера, покинув свой дом, я прилетел в Японию. Из Ниигата прибыл в Токио. Из Токио в Гонолулу. Там переночевал в гостинице. На следующее утро успел съесть превкусный багет и искупаться в бассейне. Затем десятичасовой обратный перелет из Гонолулу уже в Осака и ещё несколько томительных часов пребывания в японской камере предварительного заключения. Далее автобус из Осака в Токио. Короткая ночь в столичной гостинице. Два часа езды на поезде-пуля с восточного побережья на западное, в Ниигату. Недолгий перелет из Ниигаты(чуть не опоздал к самолёту) в Хабаровск. И наконец, эти последние тридцать минут в такси из хабаровского аэропорта к моему дому. Всё путешествие через всю планету к далёкому архипелагу и обратно заняло чуть больше двух дней.
Когда позвонил в дверь, мне открыла жена.
- Ты не был на Гавайях? - спросила она.
- Как это не был! - возмутился я. - Даже переночевал там.
Прошло немало лет, но жена и по сей день не верит моим рассказам
Может мне это приснилось?
Комментариев нет:
Отправить комментарий