Страница автора на стихире:
Москвич
Был от рожденья зряч, был с детства некурящ,
Живя в провинции, не акал и не окал,
Став стольным жителем, не ахал и не охал,
А проверял, где кость, где хрящ.
Сточил о стогны пару дюжин каблуков,
Носил прикид демисезонно-зимний,
И Кремль не брал, и не врывался в Зимний,
Но отличал живых от мертвяков.
Не отвлекался на нудеж передовиц,
Не пригибался под свинцовым небом,
В контактах с Дядею замечен не был,
Ласкал девиц, играл с друзьями блиц.
Когда великая сгнила эпоха,
Не вовлекался в гомерический дележ,
Остался там, где скудно, там, где плохо,
Где бедных кормит с оловянной ложки ложь.
Когда в проржАвевшей железной занавеске
На Лондон и Париж открылся вид,
Он снял демисезон и отбыл по повестке
Туда, где щебет местных птиц – иврит.
А что Москва? Она его, как всех, простила,
Тем боле, что как звать – не знала иль забыла.
Живя в провинции, не акал и не окал,
Став стольным жителем, не ахал и не охал,
А проверял, где кость, где хрящ.
Сточил о стогны пару дюжин каблуков,
Носил прикид демисезонно-зимний,
И Кремль не брал, и не врывался в Зимний,
Но отличал живых от мертвяков.
Не отвлекался на нудеж передовиц,
Не пригибался под свинцовым небом,
В контактах с Дядею замечен не был,
Ласкал девиц, играл с друзьями блиц.
Когда великая сгнила эпоха,
Не вовлекался в гомерический дележ,
Остался там, где скудно, там, где плохо,
Где бедных кормит с оловянной ложки ложь.
Когда в проржАвевшей железной занавеске
На Лондон и Париж открылся вид,
Он снял демисезон и отбыл по повестке
Туда, где щебет местных птиц – иврит.
А что Москва? Она его, как всех, простила,
Тем боле, что как звать – не знала иль забыла.
------------------
Осени неразменное серебро
Сентябрьские паутинки
Накидывают вуалетки
На космы шалой блондинки,
На челку строгой брюнетки,
Щекочут грузчику ноздри,
Пятнают рясу монашка,
Сверканием полнят воздух,
А тех, кто родился в рубашке,
Как я или ты, читатель,
Уверят, что жить не страшно,
Что счастье плетется из петель,
Непрочных, но радужных петель.
Накидывают вуалетки
На космы шалой блондинки,
На челку строгой брюнетки,
Щекочут грузчику ноздри,
Пятнают рясу монашка,
Сверканием полнят воздух,
А тех, кто родился в рубашке,
Как я или ты, читатель,
Уверят, что жить не страшно,
Что счастье плетется из петель,
Непрочных, но радужных петель.
----------------
Дворник в раю
Я с граблями persona grata в саду Эдема,
там брат еще не прет на брата, вороны немы,
сверкают струи водопадов, а не фонтанов,
смеяться можно до упаду, а плакать рано,
календарей в помине нету и нету чисел,
а меж закатом и рассветом такие выси!
Я граблями вожу по травам, веселый дворник,
змея в полвзгляда смотрит справа, на ней намордник,
труды окончив, грабли брошу там, где окончил,
и повалюсь в траву, подкошен избытком ночи,
проблему квадратуры круга, шутя, решаю,
там брат еще не прет на брата, вороны немы,
сверкают струи водопадов, а не фонтанов,
смеяться можно до упаду, а плакать рано,
календарей в помине нету и нету чисел,
а меж закатом и рассветом такие выси!
Я граблями вожу по травам, веселый дворник,
змея в полвзгляда смотрит справа, на ней намордник,
труды окончив, грабли брошу там, где окончил,
и повалюсь в траву, подкошен избытком ночи,
проблему квадратуры круга, шутя, решаю,
Бог говорит – нужна подруга, ну, я не знаю.
----------------
Пейзаж с городским туманом
Царящий в городе туман
Залез за ворот и в карман,
Свил гнёзда в волосах,
Лишил поддержки стен карниз
И выбил всю браваду из
Курантов при часах.
Монашек машет рукавом,
Застыл в порыве боевом
Раскрашенный рейтар,
Во влажном воздухе увяз,
Хоть наступил урочный час,
Двенадцатый удар,
Туман завесил вход в вокзал,
В гнездовья тёплые загнал
Послушливых пражан,
И тушит мокрым помелом
В витрине бара за углом
Неоновый пожар.
Затем, покрыв от сих до сих
Кольчугу чёрных мостовых
Дождя блестящим лаком,
Святого Вита смыв с холма,
Спать расстилается по ма-
Залез за ворот и в карман,
Свил гнёзда в волосах,
Лишил поддержки стен карниз
И выбил всю браваду из
Курантов при часах.
Монашек машет рукавом,
Застыл в порыве боевом
Раскрашенный рейтар,
Во влажном воздухе увяз,
Хоть наступил урочный час,
Двенадцатый удар,
Туман завесил вход в вокзал,
В гнездовья тёплые загнал
Послушливых пражан,
И тушит мокрым помелом
В витрине бара за углом
Неоновый пожар.
Затем, покрыв от сих до сих
Кольчугу чёрных мостовых
Дождя блестящим лаком,
Святого Вита смыв с холма,
Спать расстилается по ма-
лостранским буеракам.
------------------
Ярость и шум
Как бы ни была беззастенчива
Фортуна, разбойница-брюнетка,
обшаривая с ослепительной улыбкой
мои продранные карманы,
в одном из них за складкой завалялась
серебряная неразменная монетка
с профилем Себастьяна Баха
на аверсе.
Куда б ни гнал нас глухонемой конвой
по еврейскому бездорожью
версту за верстой, милю за милей,
у меня за левой пазухой остается
не до конца размотанный
невидимый клубок,
а другой конец нескончаемой нити
вдет в иглу адмиралтейского
шпиля.
Что бы ни вкладывали мне в уши
генералы и сержанты,
ньюсмейкеры и спиндокторы,
пророки и спортивные комментаторы,
баритоны, тенора и дисканты,
они не смогут перекричать
голосок, тихонько напоминающий:
одной звезды я повторяю
имя.
Фортуна, разбойница-брюнетка,
обшаривая с ослепительной улыбкой
мои продранные карманы,
в одном из них за складкой завалялась
серебряная неразменная монетка
с профилем Себастьяна Баха
на аверсе.
Куда б ни гнал нас глухонемой конвой
по еврейскому бездорожью
версту за верстой, милю за милей,
у меня за левой пазухой остается
не до конца размотанный
невидимый клубок,
а другой конец нескончаемой нити
вдет в иглу адмиралтейского
шпиля.
Что бы ни вкладывали мне в уши
генералы и сержанты,
ньюсмейкеры и спиндокторы,
пророки и спортивные комментаторы,
баритоны, тенора и дисканты,
они не смогут перекричать
голосок, тихонько напоминающий:
одной звезды я повторяю
имя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий